– Ну, если с почками, – пробормотал Андрей.

Вдобавок к бутыли появились стаканчики, граненые, мутные, словно на них посидело не одно поколение игумновских мух, а также квашеная капуста и соленые огурцы в мисках.

– Извиняйте, но хлеба нет, – сказал Степаныч, наполнив посуду. – Ну, за победу!

Пах самогон резко, как сапожный крем, но пился легко, словно вода, и градус не чувствовался.

После третьего стаканчика Андрей обнаружил, что напряжение из тела ушло, недавняя схватка с «нехристем» стала казаться чуть ли не развлечением, вокруг собрались на редкость душевные люди, и еще ужасно хочется петь. Илья даже затянул нечто похожее на гимн СССР в хип-хоповской обработке, но быстро устыдился собственного голоса и пристал к Степанычу с вечным вопросом: «Ты меня уважаешь?».

Пришла закончившая прием Лиза, но ее укоряющий взгляд никого из мужчин не смутил.

– Садись с нами, – предложил Андрей, чувствуя, с каким трудом ворочается язык.

Девушка фыркнула:

– Вот еще! Нужны мне такие пьяницы!

Но на табуретку опустилась и с интересом принюхалась, поглядывая на чуть ли не ополовиненную бутыль. Они выпили еще по одной, по другой, затем гостей повели в баню, такую жаркую, что в первый момент бритоголовый выпучил глаза и побагровел, точно угодивший в кипяток рак.

Под вениками, которыми Степаныч орудовал, точно шаолиньский монах – нунчаками, хмель ушел, осталось только мягкое расслабление, приятная истома в мышцах.

– Сегодня мы никуда не пойдем, – сказал Андрей, когда они сидели в предбаннике, завернувшись в простыни, и приходили в себя.

– Что, тут останемся ночевать? – спросила Лиза ехидно.

Впервые с момента гибели Рика она не выглядела мрачной, шутила и разговаривала как обычно.

– Ну, тут не тут, а где-нибудь останемся, – подал голос Илья. – И еще вмажем!

– Вмажем, – согласился Степаныч. – У меня там еще бутылка есть, на рябине…

Ее прикончили к вечеру, когда местные уже оставили гостей в одиночестве. Андрей маленько притормозил, а вот бритоголовый к этому моменту передвигался на бровях. Вырубился он мгновенно, едва дополз до кровати и благополучно прохрапел до утра, не замолкая, похоже, ни на мгновение.

Лиза с Андреем занимались вещами куда более приятными и уснули к рассвету.

Наступление утра было отмечено истошным воплем.

– Что за ерунда? – пробормотал Андрей, поднимая голову.

Лиза посапывала рядом, в задернутое занавеской окошко лился дневной свет, а снаружи кто-то надрывно орал. В соседней комнате ворочался Илья, и храп его становился все менее и менее уверенным.

Вопль замолк, Андрей встал, стараясь не разбудить девушку, и с автоматом в руках выбрался из дома. Неподалеку от особняка, служившего резиденцией «нехристю», увидел небольшую толпу, в которой надрывно причитали женщины.

– А, это ты? – сказал оглянувшийся Степаныч, такой свежий, будто не пил вчера с гостями.

У самого Андрея голова была тяжелой, и вообще чувствовал себя мутновато.

– Что случилось? – спросил он, уже догадываясь, в чем дело.

– А вон, смотри… – Степаныч махнул, и женщины расступились.

На земле лежало тело молодой девицы, чье имя Андрей вчера не узнал или, скорее всего, не запомнил. Горло ее было аккуратно перекушено, грудь вмята ударом когтистой лапы, на белом платье выделялись разрезы от когтей, темнели потеки крови, а синие глаза удивленно смотрели в небо.

– Я его видела! Я его видела! – заговорила одна из женщин, пожилая, в платке.