Изменить размер шрифта - +

— Нет.

— Вы потеряли ее? Все каюты заняты. И здесь, на палубе, ни одного свободного места.

Я ничего не ответил. Может, они разрешат мне спать хотя бы на полу.

— Где вы так промокли? — продолжала она. — От вас разит виски. Мой сын Херберт тоже пьет виски. Один раз он упал в озеро.

Она сидела, закутавшись в мое одеяло до подбородка и положив шляпу к ногам, маленькая, костлявая, седовласая, с загорелым лицом и крошечными пронзительными глазками.

— Мой чемодан стоит вон там. Принесите его сюда, если сможете. В таком месте, как это, надежнее держать свои вещи рядом с собой. Осторожнее, не поломайте коробку с печеньем. Я везу ее Херберту.

Чуть погодя пришли еще пассажиры и стали искать свои кресла. Теплоход сильно качало, кого-то поодаль стошнило в бумажный мешок.

— В Лондоне все будет по-другому, — сказала старая дама, подвинув чемодан поближе к своему креслу. — Нужно только отыскать его адрес. Вы не подскажете, где узнают адреса?

— Нет, — ответил я. — Но, быть может, пассажирский помощник…

— И вы собираетесь спать так всю ночь?

— Да, я очень устал.

— Понимаю. Виски стоит дорого, — добавила она чуть погодя. — Вы ничего не ели?

— Нет.

— Так я и думала. У них есть еда в гриль-баре. Но мне он не по карману.

Я свернулся калачиком на полу, запахнул поплотнее плащ и тщетно попытался уснуть. Как могла эта старуха отправиться в Лондон, даже не зная адреса сына? Ведь ее непременно задержат при сходе на берег. Времена нынче таковы, что нужно предъявить бумагу, к кому едешь, и иметь определенную сумму денег, а не то тебя не впустят в страну… Откуда она сама-то? Верно, из глухой провинции. Она испекла сыну печенье… Господи, до чего же люди беспомощны и бестолковы!

Я поспал немного и снова проснулся. Она храпела, свесив руку с кресла. Рука у нее была усталая, морщинистая, загорелая, на пальце дня широких обручальных кольца. Теперь затошнило многих, и воздух стал просто невыносимым. Я решил выйти на верхнюю открытую палубу. Из-за давнего отвращения к лифтам, я стал подниматься по лестнице и остановился напротив гриль-бара, где люди все еще сидели и жевали. После некоторого колебания купил несколько больших бутербродов и бутылку пива. Потом снова спустился вниз и пошел на прежнее место. Старуха не спала.

— Ах, как вы добры, — сказала она и тут же принялась уписывать бутерброды. — Оставить вам половину?

Но есть мне уже расхотелось. Я сидел и думал, сколько ей понадобится денег, чтобы сойти на берег. Найдется ли в Лондоне какой-нибудь благотворительный отель, готовый приютить заблудившуюся путешественницу? Нужно будет спросить пассажирского помощника, он, наверное, знает…

— Меня зовут Эмма Фагерберг, — сообщила она.

Лежавший рядом пассажир высунул голову из-под одеяла и сказал:

— Хватит болтать! Не дают заснуть.

Эмма Фагерберг вытащила из-под подушки сумочку.

— Вы такой добрый, — прошептала она. — Я покажу вам фотографию моего сына. Вот таким был Херберт в четыре года. Снимок плоховатый, но у меня есть еще много, получше этого…

 

Райский сад

 

Однажды февральским днем в горное селение к западу от Аликанте прибыла профессор Виктория Юханссон. Селение, где ей предстояло жить некоторое время у своей крестной дочери Элисабет, было небольшим и очень старым. Узкие дома, плотно прилегающие друг к другу, карабкались вверх по горному склону, точь-в-точь как на красочных открытках с видами здешних мест, которые Элисабет время от времени посылала своей крестной матери.

Быстрый переход