Я понял, — услышал он свой голос, хотя на самом деле, разумеется, еще не понял. Это было абсурдно.
Полковник Хаки глядел на него со слабой улыбкой на тонких губах.
— Поражены, мистер Грэхем? Не по вкусу пришлось? Война есть война. Но одно дело — быть солдатом в окопе: враг не пытается убить именно вас, ему сгодится и ваш сосед; ничего личного. Когда вы помеченная жертва, сохранить отвагу труднее. Однако у вас есть и преимущества перед солдатом. Вам нужно только защищаться. Не надо выходить на открытую позицию и атаковать, не надо удерживать крепость или траншею. Никто не назовет вас трусом, если вы сбежите. Вы должны невредимым добраться до Лондона. Путь туда неблизкий; вам следует, как солдату, подготовиться к неожиданностям. Вы должны знать противника. Вам ясно, о чем я?
— Да. Ясно.
В голове воцарилось ледяное спокойствие, а вот тело слушалось плохо. Грэхем старался сделать вид, будто принимает все философски, но рот наполнялся слюной, приходилось часто сглатывать, руки и ноги дрожали. Он подумал, что ведет себя как мальчишка. Какая разница, кто в него стрелял — вор или наемный убийца? Главное, что стрелял. И все же разница отчего-то была…
— Тогда, — сказал полковник Хаки, — давайте начнем с событий этой ночи. — Разговор явно доставлял ему удовольствие. — Господин Копейкин передал, что вы не видели стрелявшего.
— Нет. В комнате было темно.
— Там осталась гильза, — вмешался Копейкин. — Калибр девять миллиметров, от самозарядного пистолета.
— Это не очень помогает. Вы ничего не можете сообщить о том человеке, мистер Грэхем?
— К сожалению, ничего. Все произошло так быстро… Я не успел опомниться, как он исчез.
— Но он, наверно, какое-то время ждал вас в номере. Вы не почувствовали в комнате никакого аромата?
— Только запах пороха.
— Когда вы приехали в Стамбул?
— Примерно в шесть вечера.
— И не возвращались в гостиницу до трех часов утра. Расскажите, пожалуйста, как вы провели это время.
— Конечно. Я был с Копейкиным. Мы встретились на вокзале и взяли такси до «Адлер палас». Там я оставил чемодан и умылся. Потом мы выпили и поужинали. Копейкин, как назывался бар, где мы пили?
— «Рюмка».
— Да-да. А ужинали в «Пера палас». Незадолго до одиннадцати вышли оттуда и отправились в кабаре «Ле Жоке».
— «Ле Жоке»? Вы меня удивляете! И что вы там делали?
— Танцевали с арабской девушкой Марией. Смотрели номера.
— Оба? То есть у вас на двоих была одна девушка?
— Я устал и не особенно хотел танцевать. Потом мы выпили с эстрадной танцовщицей Жозеттой в ее гримерной. — Звучало как показания детективов на бракоразводном процессе.
— И как она, Жозетта? Милая?
— Очень привлекательная.
Полковник рассмеялся — как врач, старающийся подбодрить пациента.
— Блондинка или брюнетка?
— Блондинка.
— О! Надо будет сходить в «Ле Жоке». Я много пропустил. А что потом?
— Мы вышли из кабаре и вместе прогулялись пешком до «Адлер палас». Там Копейкин меня оставил и ушел к себе.
Полковник разыграл изумление.
— И покинули вашу танцующую блондинку? — Он прищелкнул пальцами. — Вот так просто? Никаких амуров?
— Никаких амуров.
— Ах да: вы же устали. — Он резко повернулся на стуле к Копейкину: — Эти женщины — арабка и Жозетта, — вы их знаете?
Копейкин почесал подбородок. |