— Я знаю Сергея, владельца «Ле Жоке». Он меня когда-то представил Жозетте. Она, кажется, из Венгрии. Ничего дурного о ней не слышал. Арабка — из публичного дома в Александрии.

— Хорошо. К ним мы вернемся позже. А теперь, мистер Грэхем, давайте посмотрим, что мы можем от вас узнать про врага. Говорите, вы были утомлены?

— Да.

— Но не зевали и глядели в оба, так?

— Наверно, так.

— Будем надеяться. Вы сознаете, что за вами следили с тех пор, как вы выехали из Галлиполи?

— Еще не думал об этом.

— Скорее всего так и есть. Они знали вашу гостиницу и номер. Ждали, когда вы вернетесь. Полагаю, им было известно каждое ваше движение с той минуты, когда вы появились в городе.

Полковник Хаки вдруг встал, подошел к шкафу с документами, достал из него желтую картонную папку и бросил на стол перед Грэхемом.

— В этой папке, мистер Грэхем, фотографии пятнадцати человек. Некоторые четкие, большинство — размытые и неразборчивые. Вам придется потрудиться. Мысленно вернитесь во вчерашний день, когда вы садились на поезд в Галлиполи. Попробуйте припомнить все лица, которые вам попадались на глаза — даже мельком — с того времени и до трех часов нынешнего утра. Переберите фотографии, посмотрите, не узнаете ли кого-нибудь. Потом их может проглядеть господин Копейкин, но я хочу, чтобы сперва это сделали вы.

Грэхем раскрыл папку. В ней лежали тонкие белые карточки, каждая размером с папку, с наклеенными фотографиями. Все фотографии имели один формат — очевидно, скопированные с оригиналов разного размера. Одна была сильно увеличенной частью снимка, изображавшего группу людей на фоне деревьев. Каждую сопровождал машинописный турецкий текст — судя по всему, описание человека.

Как и предупредил полковник, снимки по большей части оказались нерезкими; одно-два лица выглядели просто серыми овалами с темными пятнами на месте глаз и рта. Те, что почетче, походили на тюремные фотографии: арестованные угрюмо смотрели на своих мучителей. Вот негр в феске широко раскрыл рот — словно кричал на кого-то справа от камеры. Грэхем медленно и безнадежно перекладывал карточки. Если он и видел кого-нибудь из этих людей, вспомнить не удавалось.

В следующую секунду сердце Грэхема подпрыгнуло. С фотографии, обернувшись через плечо, на него смотрел мужчина в твердой соломенной шляпе, стоящий на ярком солнце перед чем-то вроде магазина. Правая рука и все, что ниже пояса, в кадр не попали, остальное было не в фокусе, к тому же снимок, вероятно, сделали не меньше десяти лет назад. Но рыхлые, невыразительные черты, сжатые многострадальные губы, маленькие, глубоко посаженные глаза не позволяли ошибиться. Это был тот самый человек в мятом костюме.

— Ну, мистер Грэхем?

— Вот этот. Был в «Ле Жоке». На него мне показала арабка, когда мы танцевали. Говорила, что он зашел сразу после нас с Копейкиным и все время смотрит на меня. Она меня предостерегала. Кажется, считала, что он может воткнуть мне в спину нож и забрать мой кошелек.

— Она его знала?

— Нет. Сказала, что знает таких, как он.

Полковник Хаки взял карточку и откинулся назад.

— Умная девушка. А вы его видели, Копейкин?

Копейкин взглянул на фотографию и покачал головой.

— Очень хорошо. — Полковник Хаки положил карточку на стол. — На остальные снимки, джентльмены, можете не глядеть. Я узнал то, что хотел. Из всех пятнадцати нас интересует только этот. Остальных я добавил, чтобы убедиться, что вы сами его опознаете.

— Кто он?

— Родом румын. Известен как Петре Банат. Поскольку Банат — название румынской провинции, я думаю, у него нет настоящей фамилии. У нас мало сведений о нем, но и того, что знаем, достаточно.