[…] Когда X. здесь появился, пожалуй, у него были иллюзии, что он сможет работать в больнице. И вот ему говорят: «Возвращайтесь в Европу и пройдите шестимесячный курс психотерапии и массажа, тогда вы могли бы здесь пригодиться». Но он боится вернуться. Возникает подозрение — хотя особых опасений и не высказывают, — что, возможно, на родине его разыскивает полиция. По–французски говорит он довольно плохо, и поэтому неизбежно, что наибольшая близость возникает у него с единственным священником, который говорит по–английски ¹.

¹ Не знаю, почему X., который затем стал Керри, утратил половину своей английской национальности.

[…]

От чьего лица будет вестись этот рассказ? Во всяком случае, не от лица X., хотя я и могу представить себе несколько писем от женщин — обвинений, вызвавших те вспышки гнева, свидетелем которых делается священник. Не думаю, что история эта может быть рассказана и от лица священника — откуда мне так уж хорошо знать и его самого, и его повседневную деятельность. Я могу предположить наличие различных точек зрения, проблем — но не настолько глубоко знаю их, чтобы изложить в письмах и диалогах, уже «содержащихся» в самой этой истории. Остается авторское «я», но ему не следует вторгаться в мысли персонажей романа, которые должны быть обозначены только действиями и диалогом. Это вызывает атмосферу таинственности, чего я и хотел бы достигнуть. Название? Возможно, «Незавершенное досье». Если священник ведет досье на X., то мы совершенно лишены возможности заглянуть в его мысли. И уж менее всего способен разобраться во всем этом сам X.

[…]

Посетил амбулаторию доктора Леша.

Замкнутый круг: заразная и незаразная формы проказы — это различные болезни, однако незаразные формы могут развиваться в заразные. В большинстве серьезных случаев начатое в нужный момент лечение протекает быстрее, чем у незаразных больных, но, если момент упущен, дело обстоит очень плохо.

[…]

Бактерии приходится культивировать — они не могут быть привиты животным. Социальная проблема: мужья менее склонны следовать в колонию за своими женами, чем жены за своими мужьями. Муж заводит новый семейный очаг в своей деревне; если же его жена в колонии находит мужчину, который оказывает ей внимание, тут откуда ни возьмись появляется муж, требуя восстановления справедливости и возврата «приданого». В протестантских миссиях идут на это, католические же отцы живо спроваживают таких мужей куда подальше. Люди предоставлены самим себе, здесь не место преследованиям по соображениям нравственности. Двое мужей покинули колонию после лечения, и обе женщины остались теперь при одном мужчине.

[…]

История о том, как один весьма образованный старый джентльмен в Париже — приятель Жида — чуть не выставил доктора из своей квартиры, узнав, что тот работал в лепрозории. «Вы должны были сказать мне об этом. Я в ответе за всех, кто живет здесь. Сколько времени должно пройти, пока узнаешь, не заразился ли проказой?» Ему было семьдесят четыре года. «Через десять лет». — «Вы полагаете, что я должен десять лет жить под страхом этой заразы?»

[…]

…Трудность заразиться проказой, доказанная тем, как один немецкий врач (предшественник врачей из Бельзена) безрезультатно пытался инфицировать 114 здоровых людей по их собственному желанию (их должны были выдворить из «владений» отца Дамиана).

Странности заражения: два солдата–техасца из одной роты, которые вдруг, не имея никаких контактов с прокаженными, подхватили инфекцию. Они сделали себе татуировку на Гавайях (?) у кого‑то, кто только что теми же иглами пользовал прокаженного.