Достоинство этого сборника в его сухости и педантичности: читатель сам должен как следует потрудиться, чтобы наглядно представить себе описываемые события. Для Ливингстона красоты природы или драматизм ситуаций не были главными. Его интересовало сначала расположение миссионерских стоянок, потом — открытие торговых путей, которое, по его мнению, могло способствовать исчезновению рабства. Открытие озер Ширва и Ньяса не было для него событием; это произошло случайно.

«Мы обнаружили озеро Ньяса незадолго до полудня 16 сентября 1859 года. Его южные очертания простираются до 14°25' южной широты и 35°30' восточной долготы. В этом месте ширина долины — около 12 миль. По обеим сторонам озера возвышаются холмы».

Сюжет книги лежит на поверхности, но ее содержание глубже: «Истоки Нила важны для меня лишь как средство самоутверждения».

Совершенство художественного выражения не было целью Ливингстона: ему важно было сообщить факты, для восприятия которых достаточно беглого чтения. («Жаль, что важная информация о двух огромных горных хребтах осталась неизвестной христианскому миру».) Однако в молодости, когда он писал свои «Путевые записки миссионера и исследователя: Замбези и ее притоки», он считал нужным следовать викторианским образцам книг о путешествиях:

«Мы стали быстро подниматься вверх по реке. Этот великолепный поток часто достигает мили в ширину и украшен множеством островов от трех до пяти миль в длину. Пейзаж здесь во многом обязан своей красотой финиковым пальмам с их яркими светло–зелеными изящно вырезанными листьями и величественным, возвышающимся над всем и вся пальмирским пальмам, чьи листья, словно опахала, покачиваются на фоне безоблачного неба. Берега реки равномерно покрыты лесом, и большинство деревьев тянется к воде корнями, как баньян. За лесом местность становится скалистой и неровной, там живут слоны и другие крупные звери, кроме тех, которые не любят каменистой почвы».

Вся эта красивость оказалась ненужной, когда Ливингстон перестал заботиться о продаже своих книг на родине, хотя это и давало ему возможность заниматься своим делом. В последних его дневниках мы находим характерное для него суровое и правдивое описание событий. Сделанные исключительно для себя, эти описания дают совершенно новое представление о личности миссионера, которого привыкли изображать в островерхой консульской шапке, с Библией в руках, окруженным толпой туземцев, обращенных в истинную веру. В действительности же это был изнуренный, разочарованный человек (поскольку теперь он зависел от тех самых работорговцев, против которых боролся), во всем сомневающийся (даже в судоходности реки Замбези, которая до тех пор казалась ему бесспорной), кроме простой евангелической веры, свободной от сложных теологических догматов — есть только Бог–отец, Бог–сын и Бог–святой дух. Апостольский символ веры был ему ближе, чем более поздние учения.

Даже неискушенный читатель сразу почувствует, насколько тяжелой была эта семилетняя экспедиция. Автор этих строк также испытал на себе, что значит четырехнедельное путешествие пешком по Африке, в течение которого один раз бастовали носильщики, встретился один «плохой» вождь, была одна ночь, проведенная в сильном жару, да еще в последние несколько дней иссякли запасы продовольствия. Но, увеличив продолжительность этого испытания в сотни раз, а лишения и невзгоды во много сотен раз, еще раз поражаешься тому, как Ливингстон мог так долго продержаться вдали от цивилизации.