|
— Я?! — Если б у меня руки из задницы росли, я б и сам дотянулся. Но, к счастью, они у меня в положенном месте. — А может, Жар? — Еще чего. Чтоб она у меня вообще отвалилась? — Альк шевельнул пальцами раненой руки. Рыска нерешительно вытряхнула на ладонь иголку с покрасневшей от вина ниткой. Одно дело рубашку штопать, и совсем другое — по живому телу! Это ж так больно, наверное… — Но я никогда… — Вот и научишься. Саврянин приподнял плечо, заставив края раны сомкнуться. Кровь все равно продолжала подтекать, разноцветными пятнами — алое, бурое, вишневое, — заляпав руку и полспины. Вытирать было бесполезно, кровить начинало с удвоенной силой. — Шей давай, — поторопил Альк. Загар не скрывал его бледность, а подчеркивал, став сероватым. — Пугаться потом будешь. Рыска закусила губу. За молодыми бычками на хуторе нужен был глаз да глаз — то, вскачь сорвавшись, на сук налетят, то один другого рогом пропорет, всерьез или играя. Но у бычков шкура толстая, и то так брыкались, что за все четыре ноги привязывать приходилось, и еще двое батраков с боков налегали. К тому же тогда Рыска только глядела, а не шила! Саврянин держал руку совершенно неподвижно, и от этого было еще страшней. — Сильнее, сильнее стягивай, — шипел он сквозь стиснутые зубы. — Не носки штопаешь… Проступившая на спине испарина собиралась в капельки и точила дорожки в кровяной корке. Альк чуть сменил позу — края раны шевельнулись, из незашитого плеснуло, — побледнел еще больше и глухо застонал. Девушка испуганно замерла с поднятой иглой: — Еще три стежка осталось. Потерпишь? — Мой ответ что-то изменит?! Когда Рыска закончила, вид у нее был немногим краше Алькова. Хорошо хоть Жар задержался и помог с перевязкой и уборкой; правда, потом парню пришлось так мчаться в молельню, будто за ним гнался сам Саший. — Сойдет, — сухо бросил Альк вместо благодарности и, с усилием поднявшись, пошел в свой запечный закуток. А у Рыски руки дрожали до самой ночи. Утром плечо опухло и покраснело. Саврянина лихорадило, но он, не проронив и слова жалобы, встал, как обычно, окатился водой у колодца, сам сменил повязку и оделся. За стол сел — однако, едва понюхав яичницу, скривился и отодвинул тарелку: — Квасу лучше налей. — Может, не пойдешь сегодня никуда? — сочувственно предложила Рыска. — Отлежишься? Альк в несколько жадных глотков осушил кружку и поднялся: — Из-за какой-то царапины? — У тебя же жар! — У тебя тоже. Вон сидит лыбится. — Я имела в виду… — Все, я пошел. — Белокосый небрежно сгреб мечи за ремень ножен, закинул за плечо и вышел. — Ну и что нам с ним делать? — жалобно обратилась Рыска к Жару. Вора больше тревожило другое. — Зачем он оружие с собой взял? До сих пор же голыми руками обходился. — Рука-то у него одна осталась. Друг все равно недоверчиво покачал головой: — Не потерял же, а ранил. И он левша. — Все равно — меньше лезть будут, если его с оружием увидят. |
