|
Батраки переглянулись, по-прежнему мало что понимая. — Вы из города идете? — настороженно спросил Цыка. Неужто Рыска ради этого белокосого к саврянам переметнулась и теперь на бой с ринтарцами его провожает? Одного вон уже завалили! — Нет, из пещер, — успокоил их Жар. — На нас там… разбойники напали. Мих разочарованно прищелкнул языком: — Эх, а мы там отсидеться собирались… Что за разбойники-то? Много их? — Уже нет, — уклончиво ответил вор. — Только соваться в подземелье все равно не стоит. Там крысы. — С каких это пор ты крыс боишься? — удивился Цыка. — Вроде раньше только Рыска их шугалась… — Это смотря скольких, — мрачно сказал Жар, оглядываясь на пещеры. Внутри как раз что-то зашебуршало, запищало на несколько голосов. Батраки предпочли поверить ему на слово и не подсчитывать. — А что случилось-то? Что вы здесь делаете? — С Пупа приплыли. — Чернобородый уступил место более болтливому Цыке, лишь изредка вставляя пару слов. — Что же теперь будет?! — охнула Рыска. — Что, что… — проворчал Мих, отчего-то чувствуя себя виноватым, хоть и не понимая в чем. Помешать стычке он все равно не мог, а оставаться на острове означало раздуть ее еще больше: когда белокосые придут стучать обидчикам по головам, волей-неволей придется отмахиваться. — Сцепятся сейчас. И пойдет снежок с горки. — Эх, выходит, зря мы письмо возили… — приуныл Жар. — Из-за какого-то паршивого острова все посольские труды насмарку! — Как только один дурак вилы выставит, а другой на них наскочит, конец миру, — подтвердил бывший наемник. — Наши за ваших мстить начнут, ваши за наших, и тогда их уже даже тсарь не остановит. — А он этого делать и не собирается, — глухо сказал Альк. * * * Когда Шарес отложил последний свиток, протер слипающиеся глаза и перебрался из кресла в кровать, большая часть звезд уже выгорела, серебристым пеплом припорошив горизонт на востоке. Бумаги, хоть и важные, особо срочными не были — с теми тсаревич покончил еще до обеда. Но работа — лучшее лекарство от тяжких мыслей. Однако сегодня Шарес, похоже, перестарался. Устал так, что даже заснуть не получалось, хотя служанка добросовестно взбила перину, а ночь выдалась приятно прохладной. Свечу забыл задуть, — вспомнил тсаревич, но вставать было лень. Скоро сама потухнет, там меньше четверти осталось. Под закрытыми веками раскручивалась воронка из всех оттенков серого, будто Шарес куда-то проваливался и все никакне мог упасть до дна. Ощущение было скорее приятным, хоте лось растянуть его подольше и в конце концов незаметно забыться — но тщетно. Раньше тсаревича больше беспокоило, что письмо может попасть в чужие руки. Теперь — что оно не попало в нужные. Это он знает, что гонец убит. А Исенара, наверное, подумала что Шарес просто не стал отвечать! Решил, что продолжат связь с дочерью врага слишком рискованно. Испугался отцовского гнева. А разве не так? Тсаревич заскрипел зубами и уткнулся лицом в подушку. За три года многое может измениться. Да что там — все! Оскорбленная Исенара вычеркнет его из сердца, а то и выйдет замуж за другого. Вопреки ринтарским сплетням у тсаревны нет недостатка в поклонниках, готовых повести ее под венец хоть сегодня, лишь бы согласилась. |
