|
Поскольку только смерть Торопится в каньоны, Пещеры или долины, Где не блеснет луч света. В конце, после некоторого раздумья, он приписал: «Дайон Кэрн. 31 октября 2071 г.». Потом бросил карандаш и вновь потянулся к бутылке. Джуно сидела за шахматной доской, подключенной к локальному компьютеру Лондона-Семь, располагавшемуся двести четырнадцатью этажами ниже, в основании башни. Машина одновременно играла двести семнадцать партий в обычные шахматы, пять — в трехмерные, восемнадцать — в го и десять — в хокусан. Кроме того, она управляла кондиционерами и высокоскоростными лифтами, обслуживала рестораны и жилые комнаты и, наконец, составляла отчеты о приходе и расходе энергии и воды для главного лондонского компьютера. Джуно только что отпечатала свой семнадцатый ход. Она уже проиграла две пешки, и компьютер, скорее всего, должен был поставить ей мат — как обычно, не позже, чем на двадцать пятом ходу. Она увидела, что Дайон кончил писать. — Ну, как дела, любимый? — Ужасно. — Что ты пишешь? — Сам не знаю. — Не знаешь? — Если тебе обязательно нужен ярлык, — сказал он раздраженно, — назови это: «Подстрочные Примечания к Монографии о Возможных Последствиях Армагеддона». Компьютер ответил на ход Джуно так, как она и ожидала. Клетка R5 на доске загорелась ярким светом — машина взяла слона своим конем. Джуно смиренно сняла коня пешкой. Компьютер сдвоил ладьи. Джуно снова повернулась к Дайону. — Никакого Армагеддона не будет, — сказала она самоуверенным тоном, — поскольку судьбы мира теперь по-настоящему зависят от женщин. — Ты — безмозглая большегрудая сука. Джуно поднялась с места, сообщив между делом компьютеру о своей сдаче, и встала перед Дайоном, уперев руки в бока: — Никогда не говори мне таких слов, маленький трубадур. А не то я могу разорвать тебя пополам. — Безмозглая большегрудая суха, — повторил он спокойно. — Стоупс побери, что понимаешь в судьбах мира ты, надменная корова?! — Ты пытаешься уязвить меня? — О, первый проблеск интеллекта в мастере секса... Никакого Армагеддона, сказала доминанта. И вот: ее изречение уже навеки занесено в скрижали. Темнота ты, моя дорогая, Армагеддон произошел давным-давно. Он начался голливудским мюзиклом под названием «Хиросима» и продолжался, когда узурпация женщинами мужских прав достигла кульминации. — Дайон снова икнул. — Да, в Хиросиме люди были сожжены. Но оставшихся, Стоупс побери, заморозили заживо, когда вы, бесплодные утробы, начали балдеть от пилюль. — Мне кажется, я должна заказать для тебя немного кофе, — ответила Джуно с достоинством. — Пожалуйста. Это только доказывает ограниченность твоего воображения. Джуно потеряла терпение и бросилась на него через всю комнату. Дайон встретил ее тем, что, как он надеялся, было сокрушительным ударом в солнечное сплетение. С Джуно этот номер не проходил никогда. Она перехватила его руку и, добавив к ее движению свой рывок, одновременно с этим отступила на шаг в сторону. Дайон перекувырнулся через кровать. — Давай, попробуй еще, плейбой, — сказала она насмешливо. С яростным рычанием Дайон прыгнул через кровать. Джуно достала его снова. Он упал. Его начало рвать. — Малыш, — забормотала она, баюкая его голову, — о, мой маленький потерянный малыш, что с тобой? — Жизнь, — ответил он, после того как смог свободно вздохнуть. — Жизнь и водка. Поэзия и безнадежность... Прости, бесплодная утроба, но это неотделимо от меня. — Почитай мне свою поэму, пожалуйста. — Для этого слишком мало времени. Кисмет [Судьба, рок (тюрк. |
