|
– Правда? – Да. – Я беру его за руку. – Думаю, ты любил ее. Свою биологическую мать. В его лице ничто не меняется. Он смотрит на меня, но ничего не говорит. Черт. Уж не зашла ли я слишком далеко? «Скажи что-нибудь, пожалуйста», – мысленно умоляю я. Но Кристиан упрямо молчит и только смотрит на меня непроницаемыми серыми глазами. Молчание растягивается, он кажется совсем уж потерянным. Бросает взгляд на мою руку в его руке. Хмурится. – Скажи что-нибудь, – шепчу я, когда тишина становится невыносимой. Кристиан качает головой, глубоко вздыхает. – Идем. – Он выпускает мою руку и поднимается с застывшим, настороженным лицом. Неужели переступила грань? Не знаю. На душе тяжело. Я не знаю, как быть – сказать что-то или оставить все как есть. Выбираю второй вариант и послушно следую за ним из ресторана. Мы выходим на прелестную узкую улочку, и Кристиан берет меня за руку. – Куда хочешь пойти? Разговаривает! И не злится, слава богу. Я облегченно выдыхаю и пожимаю плечами. – Я так рада, что ты еще разговариваешь со мной. – Знаешь, не хочу больше об этом. Все, хватит. С этим покончено. Нет, не покончено. От этой мысли становится грустно, и я спрашиваю себя, закончится ли это вообще когда-нибудь. Он всегда будет таким… моими Пятьюдесятью Оттенками. Хочу ли я, чтобы он изменился? Пожалуй, нет. Лишь бы чувствовал, что его любят. Бросаю взгляд украдкой: какой же он восхитительно красивый. И при этом – мой. Дело не только в том, что у него чудесное, прекрасное лицо и обворожительное тело. Меня влечет и манит то, что кроется за этим совершенством: тонкая, хрупкая, исковерканная душа. Он смотрит на меня сверху вниз со своим особенным, наполовину удивленным, напо-ловину настороженным и абсолютно сексуальным выражением, а потом обнимает за плечи, и мы пробираемся через толпу туристов к тому месту, где Гастон (или Филипп) припарковал наш просторный «Мерседес». Я снова сую ладошку в задний карман его шортов, радуясь, что он не злится. Но, честно говоря, какой четырехлетний мальчик не любит свою мать, даже если она и не самая лучшая на свете? Я тяжело вздыхаю и прижимаюсь к нему теснее. Охранники где-то сзади, а вот успели ли они перекусить? Кристиан останавливается у небольшого ювелирного магазинчика и смотрит сначала на витрину, а потом на меня. Он берет мою свободную руку и проводит пальцем по едва заметной полоске от наручника. – Уже не больно, – уверяю я. Кристиан поворачивается, берет другую мою руку и по-ворачивает внутренней стороной запястья вверх. Здесь полоску скрывают платиновые ча-сики «омега», которые он подарил мне за завтраком в наше первое утро в Лондоне. А какая на них надпись – голова кругом! «Анастейша, Ты мое все, Моя любовь, моя жизнь. Кристиан» Несмотря ни на что, вопреки всей его переменчивости, мой муж может быть таким романтиком. Я смотрю на бледно-розовую полоску на запястье. А может быть и таким ди-карем. Он отпускает мою левую руку, берет за подбородок и с беспокойством всматривается в мое лицо. – Не больно, – повторяю я. Кристиан подносит мою руку к губам, запечатлевая на запястье нежный поцелуй. – Идем. – Он ведет меня в магазин. – Вот. – Кристиан раскрывает только что купленный изящный платиновый браслет, состоящий из небольших абстрактных цветов с крохотными бриллиантами, и защелкивает у меня на запястье. Довольно широкий, выполненный в форме наручника, браслет скрывает все красные отметины. |
