Я был уверен – он считает меня сумасшедшим.
– Тронешь заложника – будешь убит на месте! – пообещал мне грозный голос.
– Посмотрим!.. Нуты, инфекционист хренов, ничего не видишь, что ли? – заорал я на парня.
В трубке наконец‑то раздались гудки вызова. Лишь бы эти суки не начали штурм раньше времени!
– Алло!
Ну слава богу, наконец‑то я услышал голос полковника Голубкова.
– Константин Дмитриевич! Это Пастухов. У меня мало времени! Мою команду подставили в Чечне! Мои парни сейчас в грозненском СИЗО, а меня с минуты на минуту начнет штурмовать спецназ. – Тут я увидел, как очкарик оторвался от микроскопа. Взгляд у него был какой‑то дикий. – Одну минутку! – Я закрыл трубку рукой: – Ну что, ты увидел?
– Увидел. Это смерть, – кивнул инфекционист.
– Ну наконец‑то! Иди и расскажи всем! – Я бросил ему ключ: – Иди, иди, не бойся! По тебе они стрелять не будут!
Он нерешительно поднял ключ с пола.
– Алло, товарищ полковник! – закричал я. – Меня вы уже не спасете, так хотя бы ребят моих выручите!
Я наблюдал за тем, как парень вставил ключ в замочную скважину, повернул его и вышел. В следующее мгновение я пнул ногой стол и упал за него.
– Сережа, ты можешь объяснить мне, в чем заключается подстава?
И вот когда он задал мне этот вопрос, все и началось! Шторы на окнах начали колыхаться, будто от сквозняка – они рвались от пуль и осколков, на глазах превращаясь в лохмотья. С дверями дело обстояло не лучше. Через несколько секунд они были разнесены в щепки.
– Нас обвиняют в сотрудничестве с «чехами»!
– Что? Кто стреляет?
– С «чехами»!
На этом связь прервалась. То ли пуля попала в телефонную розетку, то ли кто‑то кабель перерезал. Ну что за глупость, а! Я ему говорю: «С „чехами“», а он: «Кто стреляет?»
Стрельба не прекращалась. Я отшвырнул пистолет в сторону, лег на пол ничком и закрыл голову руками. Вполне подходящая поза для встречи бесславной преждевременной смерти.
Глава одиннадцатая. Вакцина
Док, опираясь на костыль, вышел из госпиталя нам навстречу. Он уже почти не хромал.
– Ну что, Мересьев, как насчет поездки домой? – спросил его Артист.
– Всегда, – улыбнулся Док.
– Тогда собирайся. Через полчаса вертолет на Моздок.
– Честно говоря, мужики, я глазам своим не верю. Думал, закрыли вас в тюряге лет этак на десять.
– Ну это вряд ли, – помотал головой Боцман. – Скорее небо упадет на землю…
– И боцман Хохлов перестанет жрать за троих… – подхватил Артист.
– Как живы‑то, мужики?
Как живы? Честно скажу, лежа под градом спецназовских пуль, я думал, что уже никак! Но, видно, я везучий – в рубашке родился. Стрелять им быстро надоело, и они пошли брать меня живьем. Вернее, живой я или мертвый, они не знали, но очень надеялись, что мертвый. А я оказался живой! Уж не знаю, сколько минут они меня били, но только сознание я потерял почти сразу…
Очнулся в камере, все тело – сплошной синяк, встать не могу, и не потому даже, что все отбито, a потому, что к тюремной кровати наручниками прикован. Это они мне так за охранников отомстили! Мне почему‑то показалось тогда, что ночью я обязательно умру. Но не умер. Говорят, у кошки девять жизней, а у спецназовца – всего одна, зато какая! Врагу не пожелаешь!
На следующий день с утра пораньше явилась ко мне в камеру целая комиссия во главе с республиканским прокурором. |