А вместе с ними вернулась и боль. За вновь обретенную чувствительность и способность хоть немного двинуть коленом, пришлось расплатиться сполна. Сил заорать все еще не было, так что я просто катался по земле и скулил, пока, наконец, не окреп достаточно, чтобы двигаться дальше. Легче не стало — но то, что не убило меня, все-таки сделало сильнее.

И уж если мое тело не пожелало тихо сдохнуть или хотя бы на время отключиться от болевого шока — жалеть я его не собирался.

Путь в четверть мили занял у меня час или два. Я кое-как полз вдоль берега, через каждые несколько футов останавливаясь, чтобы перевести дух — когда боль становилось невыносимой. Похоже, Дар Темной Крови умел работать избирательно, экономно восстанавливая лишь те функции, в которых я нуждался больше всего.

Движение. Не более того. С адской болью, с отвратительным хрустом в сломанных костях — но все-таки движение. Способность переместить свое тело подальше от реки, к которой наверняка придут попить воды какие-нибудь ночные хищники, в другое место. Туда, где рано или поздно появиться возможность есть — а не быть съеденным самому.

Когда силы снова почти закончились, я угодил рукой в чье-то гнездо. Очередной подарок Антаки содержал дюжину продолговатых желтых яиц, покрытых не твердой скорлупой, а скорее чем-то вроде теплой и шершавой кожи. Я предпочел думать, что их снесло что-то хотя бы отдаленно похожее на птицу. Но даже если и нет — на моем аппетите это никак не сказалось. Я прикончил второй ужин за считаные мгновения, жалея лишь об одном: что никакая грозная мать не явилась защитить свое неродившееся потомство — я бы с удовольствием подкрепился бы и ею тоже.

После трапезы меня, наконец, потянуло в сон. Не глухое черное забытие, в котором я провалялся не меньше трети дня, а нормальный отдых… почти здоровый. Боль отступила. Точнее — из адских клещей, выворачивающих каждый сустав на ногах, превратилась во что-то мерное и тягучее. По крайней мере, пока я не двигался. Все еще дерьмовое — но хотя бы не мешающее закрыть глаза, приткнуться лопатками к относительно толстому и прочному дереву и…

— Ты правильно поступил, Посланник…

Рядом не было никого — голос звучал только у меня в голове. Не расплывчатый и шелестящий, похожий на привычный потусторонний хор — а всего один. Низкий, густой и хриплый. Похоже, Корсар сорвал его, пытаясь перекричать грохот бортовых орудий и лязг абордажных сабель.

Сотни лет назад — и так далеко отсюда, что я не мог даже представить.

— Ты правильно поступил, — повторил он. — Только трус избегает боя и боится смерти — и все же иногда лучше отступить.

Открыв глаза, я смогу увидеть в десятке шагов у самой кромки воды фигуру. Корсар сидел на берегу, вытянув к воде худые ноги. Огромный и костлявый, почти сливающийся с вечерней тенью… и все же куда более живой, чем раньше. Что-то заставило его явиться мне без всяких просьб — да еще и чуть ли не во плоти.

Видимо, сейчас я отчаянно нуждался именно в нем. Не в грозном ярле Виглафе, который не боялся даже самого грозного врага. Не в Амрите Неукротимом, который без всяких учителей знал немало хитрых приемов Вуса-Мату и помнил название любого оружия в этом мире. И не в неторопливом и спокойном Шевалье, который столько настрадался в каждой из своих жизней, что едва ли кто-то или кто-то могло его удивить.

А в том, кто умел хитрить и выживать там, где погиб бы любой из грозных воителей, что приходили в этот мир до него… А еще Корсар — как и я сам — не очень-то хотел умирать в чужой войне и всеми силами пытался обмануть местных богов, Владык и неведомых ублюдков, которые притащили сюда нас всех…

— У меня не вышло, — негромко вздохнул он. — Если от судьбы и можно убежать — я бежал недостаточно быстро.