– Я не могу сделать так, чтобы все прошло, но у меня есть это.

Амелия задохнулась, когда он достал скрипку. Стянув маску, она восхищенно улыбнулась.

– Откуда она у тебя?

Полсекунды Мика раздумывал, стоит ли говорить, что он ее нашел. Но когда Амелия посмотрела на него, и ее усталые глаза засияли, а лицо озарилось чистой, ничем не прикрытой радостью, у него внутри все перевернулось.

Сердце в груди забилось чуть сильнее. Он мечтал, чтобы она всегда так смотрела на него. Он мог бы любоваться ею вечно.

Но Мика не мог солгать. А она была сильнее, чем Габриэль считал. Амелия не нуждалась в защите, особенно такой. Он прикусил внутреннюю сторону щеки.

– Габриэль нашел ее и подумал о тебе.

Ее улыбка померкла, но лишь слегка.

– Он попросил тебя отдать ее мне.

Мика кивнул.

Амелия провела руками по изящной шейке, по изогнутому корпусу, по каждой отдельной струне. Со вздохом прижала подарок к груди, закрыв глаза от удовольствия.

– Когда я болела, думала, что больше никогда не смогу сыграть. Спасибо.

– Спасибо Габриэлю.

Она открыла глаза.

– Обязательно. Но я могу поблагодарить тебя, если так хочу.

Мика покраснел, его щеки вспыхнули.

– Ты сыграешь для нас?

Вокруг них народ обустраивал спальные места, чистил и проверял оружие, доставал банки, пакеты и консервы для ужина.

– А как же шум?

Мика показал вверх. Дождь стучал по крыше. Ветер вопил и стонал.

– Никто не станет выходить на улицу. Дождь заглушит все звуки. Ты должна сыграть.

Медленная, восхищенная улыбка расплывалась по ее лицу.

– Хорошо, я так и сделаю.

Амелия провела смычком по струнам. Первые изысканные ноты поплыли по воздуху, струясь над ним, вокруг него, сквозь него. Музыка была чувственной, темной и проникновенной. Он узнал мелодию, но не знал композитора – Дворжак или Чайковский?

Напряжение в челюсти и вокруг глаз Амелии исчезало с каждой секундой игры. Она закрыла глаза, погрузившись в свое искусство, ее пальцы двигались с прекрасной плавностью и грацией.

Мика не мог оторвать от нее взгляда. Его сердце наполнилось таким счастьем, какого он не испытывал со времен «Гранд Вояджера». На душе стало спокойно. Все было правильно, красиво и хорошо.

В помещении зазвучала глубокая, звучная и витиеватая композиция. Это была мелодия, полная надежды, мечты, любви и всего того хорошего, что вдохновляет людей на чувства, что делает их людьми.

Это была музыка, способная сокрушить мир. И снова его возродить.

Глава 9

Амелия

Следующие два часа Амелия играла фрагменты из сонаты № 3 Брамса, концерта № 2 Бартока и концерта № 1 ля минор Шостаковича. Ее пальцы перебирали тонкую шейку скрипки, сколотое и потрепанное дерево.

Самые лучшие скрипки отличались темпераментом, угрюмостью и вспыльчивостью, как и люди. Эта скрипка была старой и дешевой. Не ее «Гварнери» XVIII века, но Амелии было все равно. Она извлекала ноты, звук, срывавшийся со струн, был ярким, живым, полным и более прекрасным, чем она могла вынести.

Головная боль нарастала за глазами, но Амелия не позволяла ей украсть удовольствие. Она не хотела беспокоиться о мигрени и приступах. Впервые за несколько месяцев она делала то, что хотела, то, для чего была рождена.

Она переключилась на «Чакону» Баха из Партиты № 2 ре минор – ее любимое произведение. Провела смычком по струнам и сосредоточилась на музыке, пока та не потекла в каждом дюйме ее тела, не заполнила ее, не зазвучала в кончиках пальцев. Пока не осталось ничего другого. Ее музыка наполняла пространство, дрожа в сладких и горьких тонах.

Слишком легко было забыть, что существует что то, кроме хаоса, насилия, страха и смерти.