– Сердцем и разумом я с вами, я – за преобразования, но я не политик, – возразил ему Фрэнсис.

– Нет, нет, вы не правы. Человек, чуткий к страданиям обездоленных и способный хоть что-то предпринять для облегчения их участи, – политик. Патрик точно подметил: это – позиция, субъективное, непредвзятое отношение. Нет, нет, не волнуйтесь, я не прошу вас сделать какие-либо связывающие вас публичные заявления. Я прекрасно понимаю все, – тоном провидца изрек Николас. – Я хочу познакомиться с вами поближе, иметь в вашем лице союзника, советчика. Да, подобное отношение – отношение дружеского понимания – приходит не сразу. Могу ли я время от времени иметь в вашем лице внимательного собеседника?

– Ну, конечно. О чем речь!? Всегда рад выслушать вас. Я люблю принимать посетителей, гостей, особенно в вечернее время, Патрик знает. Кажется мне, нас приглашают на ужин.

Патрик не чувствовал себя столь непринужденно за столом. Этикет, сервировка, торжественность, негры с серебряными подносами – ему было не по себе. Он чувствовал определенный дискомфорт. Его беспокоило то, что думали и говорили о нем негры на кухне.

Он быстро окинул взглядом смешанную, такую контрастную компанию за столом. Белые господа, хозяева этого дома; двое темнокожих детишек с тугими косичками, тихие и благовоспитанные, иначе бы их не привезли сюда; Дезире, безмолвная и величественная, столь яркая, видная, что остальные женщины «блекли» в ее присутствии. От Марджори Лютер, – подумал Патрик, – буквально «веет холодом». Холодная женщина с прекрасной белоснежной кожей. Бледный шелк, матовый жемчуг… Внезапно Патрик поймал себя на бесстыдной мысли: а какова она в постели с Фрэнсисом? Он смутился. Холодная, уж, конечно, никакого сравнения с Дезире! Хотя, кто знает!? А у Фрэнсиса такое доброе сердце! Он не созрел для женитьбы. Только теперь он начинает осознавать это. Все это промелькнуло в голове Патрика за то время, пока он расстилал салфетку и брал ложку.

За столом воцарилась тишина. Должно быть, все поняли нелепость происходящего. Чтобы хоть как-то разрядить атмосферу, Патрик обратился к хозяйке.

– Держу пари, ваш повар с Мартиники.

– Как вы догадались? Что, суп слишком острый?

– Нет, нет, он великолепен. Моя мать – оттуда родом, а она прекрасно готовит. Попросите своего повара приготовить какие-нибудь национальные блюда. Индейка с соусом карри – о, это нечто!

– Расскажите, расскажите мне! Дайте какие-нибудь рецепты! – Марджори подалась вперед, изображая крайнюю заинтересованность.

– Ну, например, приготовленные на пару съедобные ракушки. Или моллюски с лаймом, – он лихорадочно вспоминал какие-нибудь экзотические кушанья, пытаясь заинтересовать собеседницу. Вообще-то, он был довольно равнодушен к еде. – Или оладьи из трески с зеленым перцем – типичное национальное блюдо.

– Да, да. Я обязательно попробую, – вежливо ответила Марджори.

Снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь звоном серебра и фарфора. Отец Бейкер ел с жадностью, присущей пожилому человеку, обращая внимание только на собственную тарелку. Дезире суетилась с малышкой. Остальные зачарованно смотрели на Морн Блю – её хорошо было видно из дальних окон комнаты. На этот раз Николас решился нарушить тишину.

– Я слышал, твоя мать хочет вернуться на родину, Мартинику.