Пелопс начертал перед грудью священный знак.

– Это великое изваяние Бек‑Тора Сармакидского, сьон. Жрецы очищают его чрево от сгоревшей плоти и костей – вот откуда этот мерзкий запах. Когда прибудет Черный Оттос, на равнине под городом устроят большой праздник с жертвоприношениями. Бек‑Тору отдадут рабов и преступников, а также младенцев, девочек… – Пелопс снова начал дрожать, из глаз у него хлынули слезы. – Я думаю, милостивый сьон, хорошо бы тебе поскорее встретиться со своей тайриотой… Так будет лучше для нас обоих.

Блейд был совершенно согласен с ним; ему очень не нравился этот устрашающий аромат крематория. Из пасти божества опять вырвался язык пламени и дыма, словно в его утробе качали огромные меха,

На белом жеребце к ним подскакал Экебус; за ним шагали десять солдат с копьями наперевес. Они окружили Блейда, затем с ног разведчика сбили кандалы.

– Мы отправляемся во дворец, – предупредил фадрант. – Зена, я думаю, истосковалась… Да и ты, наверно, горишь от нетерпения?

В тоне верховного фадранта чувствовалась издевка, темные прищуренные глаза горели злобой. Блейдом вновь овладели тревожные предчувствия.

– Я готов. – Поднявшись на ноги, он показал на Пелопса. – Снимите с него цепь. Он мой слуга и нужен мне. Мы оба – под защитой тайрины.

Внезапно Экебус разразился хохотом. Затем свесился с седла, разглядывая Пелопса, и опять расхохотался, тыкая пальцем в маленького человечка.

– Этот? Эта мразь – под защитой тайрины? Трусливый болтун, наказанный за богохульство? Я кое‑что знаю о нем – его предала собственная жена! Видно, немного радости приносил он ей в постели, клянусь милосердным Беком!

Фадрант продолжал смеяться, потом к нему присоединились солдаты. Маленький человечек съежился на цепи, не подымая глаз на Блейда.

Экебус выпрямился в седле и сделал знак солдатам; те стали древками копий подталкивать Блейда к тропинке, уходившей вниз, к городу. Пелопс, опустив голову, сидел на земле.

Фадрант смерил беглого раба взглядом, погладил бородку.

– Да, тайрина будет очень огорчена, – насмешливо заметил он, – не увидев такого бравого молодца! Но я надеюсь, она переживет это огорчение. На худой конец, я привезу ей твою голову, раб.

Внезапно Пелопс откинулся назад и с яростным вызовом посмотрел на Стража Побережья; слезы на его глазах высохли.

– Не смей называть меня рабом! – крикнул он, вытягивая трясущуюся руку к фадранту. – Я не раб, и никогда не стану рабом!

Экебус выхватил меч и плашмя ударил Пелопса по макушке.

– Станешь, мразь! Как я скажу, так и будет! – он показал солдатам на тропу. – Ну, вперед!

Блейд рванулся к маленькому сармийцу, но шеренга фадритов ощетинилась копьями, тесня его к обрыву. Он не стал сопротивляться. Похоже, Пелопс не очень пострадал, разве что на темени вздулась большая шишка. Солдаты надвигались на Блейда, Экебус, нахмурившись, поигрывал мечом. Разведчик шагнул на тропу.

– Не бойся, малыш, – сказал он, оборачиваясь к приятелю. – Не бойся! Я о тебе не забуду!

Пелопс в ответ только кивнул. В глазах его опять стояли слезы и, утирая их, он долго следил за рослой фигурой Блейда, пока тот не скрылся за поворотом тропы.

ГЛАВА 8

В Сарме утверждали: время точит скалы, но оно не властно над тайриной Пфирой. Легенда – созданная, вероятно, при содействии правительницы – гласила, что она появилась на свет не из чрева смертной женщины; она просто жила всегда, неподвластная возрасту, увяданию и смерти. Согласно древним законам, тайрина могла иметь столько любовников, сколько желала ее душа – в любой час и в любом месте страны.