— Но вы убили eгo, обескровили до того, что он превратился в прах.

Сюзетта отвернулась.

— Но я же вампир, — сказала она наконец. — Я должна пить кровь.

— Должна?

Она холодно взглянула на меня:

— Вам пора понять, что убийство — это необходимость.

— Значит, пора? Так я тоже вампир, как и вы?

Сюзетта нахмурилась и медленно покачала головой:

— Наверное, нет, — проговорила она. — Я подумала, было, что да. Но Лайла может превращать свои жертвы во что угодно. Может быть, вы просто убийца, и ничего более. Ибо если бы Лайла превратила вас в вампира, то, поверьте мне, вы бы почувствовали жажду крови,

— Мне нравится проливать ее, — ответил я. — Иногда.

— Но не пить?

— Нет.

— Что ж, — пожала плечами она, — тогда вы не вампир.

— А вы? Что Лайла сделала из вас?

Она повернулась ко мне, и теперь на женском лице не осталось и следа от ребенка. Лицо ее было ужасно, но светилось умом, и привлекательностью.

— Когда Лайла познакомилась со мной и совратила меня, — произнесла она, — я уже была вампиром.

— Когда это случилось?

— Очень давно.

Во мне шевельнулось былое любопытство, забытое неверие в то, что такое может быть.

— Как давно? — поинтересовался я.

— При дворе мавританских королей в Испании, тысячу лет тому назад… может быть, одиннадцать веков. Сейчас трудно вспомнить.

— А Лайла… где она встретилась с вами? В Испании?

Сюзетта отрывисто кивнула, глядя вдаль, в ночь, и отбрасывая элегантно причесанные волосы взрослой женщины.

— Когда я впервые повстречала ее, — проговорила она, — я жила среди фонтанов и дворцов Андалузии, где в те годы, как никогда раньше, цвели образование и все блага цивилизации. Мать моя была еврейка, отец — христианин, а я жила среди арабов в Халифате, пользуясь различными культурами, принадлежа к каждой и в то же время ни к одной из них, из-за чего и зародилась насмешка над всеми нами. Моей страстью было знание, а удивление было постоянным состоянием моего разума. Лайлу я любила, ибо мне казалось, что и у нее такие же черты характера, только многократно усиленные, так что она всегда побуждала меня дерзать и восхищала меня. Мы покинули Испанию, скитались по всему миру два… три… не знаю сколько веков. Но всегда возвращались в ее любимое прибежище, в королевство среди гималайских вершин, которое было ее настоящим домом и которое, как вы сами убедились, она всегда будет защищать. Другие места она всегда покидает — империи, города, различные скопища людей, — но Каликшутру никогда. Она, а вместе с ней и я, слишком долго там прожили.

— Да, — воскликнул я, вдруг вспоминая, — я видел вас, в виде статуи, в храме в джунглях. Вы стояли у ее трона… Правда, когда статуя была сделана… вы уже, по-видимому, были превращены…

— Да, — кивнула она с улыбкой печальной и полной насмешки над собой.