Однажды они говорили о детях. Тогда, когда они первый раз любили друг друга. В маленькой кладовке с седлами, которую он специально чуточку приукрасил, чтобы было поромантичней. Они говорили обо всем, об их общем будущем, о детях и всем таком. А потом он прижал ее к себе, начал целовать… и любил еще раз… И сердито прогнал воспоминание о жарких поцелуях и шелковой коже. Он здесь не затем, чтобы грезить о прошлом. Дженна обязана дать ему объяснение, и завтра он его от нее получит. Кири поведет девочку смотреть лошадей, и ему ничто не помешает поговорить с Дженной. Они должны наконец выяснить все, что темной мрачной пеленой висит между ними. Хватит недосказанностей и вопросов без ответов.

— А что мы будем делать, мамочка? — спросила Синди.

Дженна непонимающе уставилась на нее.

— Когда?

— Завтра, — сухо сказал Тайрен.

— А, ну да, я думала, что завтра мы пойдем в кино. Тут как раз идет диснеевский фильм, который ты хотела посмотреть.

— Нет, — упрямо сказала Синди. — Я хочу смотреть его лошадок. У одной скоро будет ребенок.

Дженна нежно убрала выбившиеся прядки волос Синди за ее ушко.

— У Тайрена не так много времени, солнышко.

Другими словами, он должен исчезнуть и оставить их в покое. Что ж, прекрасно, он так и сделает. Но при условии, что она даст слово, что они приедут к нему завтра.

— Я хочу помогать Тайрену, когда будет родиться жеребенок, мамочка!

— Ох, Синди. Он же ведь не сам это делает. Для этого он вызовет ветеринара. Ветеринар — это доктор для животных…

— А если я делаю это сам? — не выдержал Тайрен.

Дженна вскинула брови.

— В самом деле?

— Не разыгрывай изумления, — сказал он, уже злясь прилично. — Я умею не только разливаться соловьем с парламентской трибуны и фланировать в национальном костюме перед камерами репортеров. Когда-то я был весьма полезен на одной ферме. И, смею заметить, не утратил с тех пор необходимых навыков. Если ты думаешь, что я сменил сферу деятельности и забыл… обо всем, что было, то ты неправа.

Неизвестно как так вышло, но воображение Дженны тут же нарисовало Тайрена в национальном костюме, который состоял в основном из набедренной повязки…

Больше всего на свете Дженне хотелось сейчас мышкой юркнуть под землю. Ну почему ни одна разумная фраза не приходит ей в голову? А ведь надо как-то исправлять положение. Она действительно сморозила глупость.

— Я знаю. Не знала только, что ты и с жеребятами умеешь управляться, а не только с овцами. Вот и все.

— Есть много такого, чего ты обо мне не знаешь, Дженна. Есть и много такого, чего я не знаю о тебе.

Дженне было ужасно стыдно, что ей только что хотелось спрятаться, как мышке. Бегство не решает проблем. Неужели она никогда не перестанет убегать? Никогда не остановится, не наберет в грудь побольше воздуха и не даст отпор судьбе?

Собственно говоря, она ведь и приехала в Оушен-Хилл за этим тоже, а не только на свадьбу сестры. Взглянуть в глаза прошлому. Она подняла голову и посмотрела Тайрену прямо в глаза, но там не было ничего, что могло бы прибавить ей мужества. Лишь глубокая тоска и вскипающая ярость.

Вдруг Синди с неожиданным восторгом вскочила на ноги.

— Мамочка! Ты ведь тоже можешь помогать лошадкиному ребенку!

— Послушай, Синди. Кажется, я еще не сказала…

Малышка подбоченилась.

— Ну пожалуйста, мамочка-мамамусечка!

Практически невозможно произнести «нет», когда тебя называют «мамочкой-мамамусечкой».

— Давайте по порядку, — сказал Тайрен.