Он, одной рукой прикрывая глаза, другой показал на штору. Закроете, Грег? А то ни черта не видно.

А круги? Заставляете своих ребят нарезать круги?

Круги?

А отжиматься? Заставляете их отжиматься? Под дождем, как водится?

Слушайте, я не понимаю…

Он был все еще в очень хорошей форме: крепкое тело, мускулистые руки и ноги. Широкая грудь, мощные плечи. Вот только волосы на руках и те, что выбивались из-под ворота, начали седеть, и, похоже, у него намечалось брюшко, впрочем, возможно, так только казалось из-за позы, в которой он сидел. Волосы на голове чуть поредели, кожа на шее, на лице едва заметно обвисла, появился намек на второй подбородок. Но он отнюдь не походил на человека, всю жизнь просидевшего в конторе. На кабинетного работника. Он был спортсмен и выглядел много крепче, чем можно ожидать от мужчины, которому скоро стукнет пятьдесят. Тем не менее, когда я выбил у него из-под ноги табуретку, когда толкнул его кресло так, что оно встало на дыбы, когда схватил его палку и треснул ею по его больному колену… когда я все это проделал, он рухнул на пол, будто пациент геронтологической клиники. Когда я бросился на него, он хотел подняться, но я оказался проворнее, ему было трудно двигаться из-за колена и из-за слепящего солнца. Он стонал. Одной рукой держался за колено, а пальцами другой царапал ковер, словно хотел прорыть в нем дыру и просочиться сквозь нее. Я еще раз вмазал ему палкой по колену.

Господи боже мой!

Вмажешь ему разок по ноге, будет знать. Не так ли, мистер X.? Шеф.

Я стоял над ним. Он лежал на полу, скрючившись, силясь уменьшиться, съежиться до зародыша. На лбу выступили жемчужины пота, и он изо всех сил жмурился – как ребенок, который загадывает желание или притворяется, что спит. Рот был открыт, дыхание неровное, прерывистое. Я временно оставил его – хотел убедиться, что все двери и окна в доме заперты. Поглядев на часы, я прикинул, что у меня есть еще час до возвращения миссис Хатчинсон. Потом вернулся в гостиную и увидел, что мистер Хатчинсон дополз до дальнего угла комнаты и пытается достать с буфета телефон. Правда, пока он преуспел лишь в том, что опрокинул вазу с ноготками, промочил рубашку и весь обсыпался желтыми лепесточками. Я пересек комнату и выключил телефон из розетки.

Черт вас побери, это же мой дом!

Хороший дом, сэр. Большой. Такой, знаете, удобный.

Кто вы такой? Привалившись к буфету, он смотрел на меня снизу вверх. Я вас знаю?

Такая красота. Я обвел рукой бежевую мебель, шторы в тон, застекленный буфет, ниши с сосновыми полками, камин, выложенный котсуолдовской плиткой, полированный стол и стулья в дальнем конце комнаты, где, пока не снесли перегородку, была столовая. Я показал на одну из полок. Это ваши футбольные награды, мистер X.?

Я задал вам вопрос, Линдсей.

Вы забыли поднять руку. Сэр.

Я подошел к нише и принялся рассматривать стоявшие на полках предметы – медали в коробочках с бархатным нутром, миниатюрные призы на деревянных подставках, блестящие фигурки футболистов, мяч, прикрепленный к ступне. На каждой награде была гравировка: дата, игра, название команды. Я взял в руки одну медаль и обернулся.

Финал кубка Англии. Не знал, что вы играли на Уэмбли.

Не знаю, чего вы хотите, но…

Благословенный газон. Знаменитые башни-близнецы! Вверх по лестнице в королевскую ложу. Я изучил надпись более внимательно. Ах, так это утешительный приз.

Он хватался за буфет и старался встать – осторожно, избегая опираться на больную ногу. Его колено, кажется, распухло сильнее, чем вначале, бинты плотнее врезались в тело. Он почти уже поднялся, когда я снова треснул его палкой по колену. Он громко закричал, пошатнулся, потерял равновесие и упал.