|
— Не успел объявиться в Новгороде, как на погост потянулись телеги. То-то светлейший князь спешит отправить героя подальше». Иоанн Прекрасногорский не злился. Жизнь в присутствии героя становилась красочней и разнообразней. Он шагал рядом со своим кумиром по рассветным улицам. Шуршали мётлами гастарбайтеры. С окраины доносилось мычание — по навозной дороге на выпас гнали скот. От пекарен несло свежим хлебом и калачами. Над Новгородом висел малиновый перезвон колоколов. Щавель поднял голову. Высоко на колокольне, как бешеный паяц, метался звонарь, оповещая православных о появлении Отца Небесного. Верующие люди выходили к заутрене, смотрели на розовеющие облака, ждали, когда Отец выглянет из-за окоёма. Лица православных разом расцвели, пальцы стали обводить напротив сердца святой круг. Когда Отец Небесный целиком явил Свой лик, толпа на набережной взорвалась под размеренный звон: «Слава! Слава! Слава!» — Ты не православный? — спросил Щавель. — Я служу знанию, — смиренно молвил Иоанн. — У меня нет времени на ритуалы. — Знание — сила, но ритуалы тоже дело полезное. Молодой бюрократ покосился на спутника. Сотни вопросов вертелись у него на языке. Наконец Иоанн не вытерпел: — Я всё понимаю, Щавель из Ингрии. Ритуалы, обряды… Но поясни: зачем ты вору, как бы сказать по-вашему, по-лесному, в дупло Счастливую руку забил? — Он искал на свою жопу приключений, — спокойно ответил Щавель. — Он их нашёл. Теперь пусть не плачет. — Вора в околотке задушить пришлось из милости, — поведал Иоанн. — Он бы не выжил. Ты ведь Счастливую руку в дупло по локоть забил, это всё равно что на кол посадить. В Новгороде так не делают, у нас воров… — Мы в Тихвине тоже на кол только разбойников сажаем. — …отправляют на тяжёлые работы. — Воров мы вешаем, — закончил Щавель. — Крутенько. Так всех не перевешаете ли? — У нас свои не воруют. — В Новгороде обхождение с ворами иное, — деликатно заметил Иоанн. — Здесь они пользу приносят. — Был бы он просто крадун, а он колдун. Вдруг ещё чего наворожит. Колдуна перво-наперво обезвредить надо. Забиваешь ему в гузно орудие преступления и более не ждёшь от него неприятностей. — Много ли доводилось тебе встречаться с колдунами, Щавель из Ингрии? — У нас эльфы, — объяснил Щавель. — Эльфу пока полную задницу талисманами не набьёшь, не уймётся. — А потом? — Потом голову отрезать и на костёр. — Почему на тебя не подействовала Счастливая рука? — задумался Иоанн Прекрасногорский и тут же спохватился: — Кровь птеродактиля! Вот ещё её тайное свойство. Я должен внести это в анналы! «В чьи анналы?!!» — с подозрением покосился Щавель на пылкого молодого человека, но тот не повёлся, мечтая о своём. Расстались у постоялого двора, весьма оживлённого после налёта шайки. Завидев Щавеля, люд примолкал удивлённо. В нумерах он застал ватагу в полном сборе. Парни радостно кинулись навстречу: — Что в околотке было, дядя Щавель? — Поговорили и отпустили. Сейчас на рынок пойдём. — Не чаял видеть тебя, — признался Альберт Калужский, — после того, что ты учинил. За убой в Новгороде положена виселица либо общественно-полезный труд. — За злонамеренный убой, — уточнил Щавель. — За самооборону не наказывают. Он достал из-под топчана сидор. Порылся. Вытащил прихваченную из дома мошну. — И того татя, которому вы сушёную руку забили, тоже… ты самооборонился? — Конечно, самооборонился. От колдовства, — Щавель привесил мошну рядом с мытарской, одёрнул пояс, подвигался. Одёжа сидела ладно. — Объяснил в околотке. |
