Баг, будто специально, в этот миг сбрасывает горизонтальную скорость и снижается вертикально. Ощутимый толчок – приехали. Остаётся лишь оснаститься причиндалами, открыть люк – и полный вперёд с бравурной песней…

Ни пуха ни пера всем нам. З-задавим нелюдей! – рявкаю девиз ПРЕС-Са, перед тем как нырнуть в негостеприимную утробу вьюги.

Ко всем чертям! – несётся мне вслед хоровой посыл. – Дави-ить!

Человеку в полном зимнем обмундировании куда проще противостоять норовистому характеру здешнего климата. Браво бороздя хорошо экипированными ногами снежный покров полуметровой толщины, топаю вдоль глухой стены какого-то дома, едва различимой слева. В мои уши, прикрытые опущенными «ушами» странной меховой шапки, вставлены саунд-капсулы; мой терминал торопливо бормочет, излагая намётки диспозиции и варианты возможного развития событий.

На подходе к перекрёстку меня обгоняет облепленный снежной пакостью Моцарт. Ну до чего ж знакомое зрелище, ч-чёрт! Планида у меня, похоже, такая безрадостная: как с Моцартом на дело – так в снегу барахтаться… Напарничек, блин, машет конечностью в сторону приземистого сооружения, наискосок через улицу, дальше по тротуару.

Похож заваленный снегом домишко на длинный курган, насыпанный поверх захоронения воинов какого-нибудь допотопного племени… Объект, значит. Там, внутри, ОНИ и засели кублом семейственным, уроды гряз-зные… ну ничего, ничего, я вам сейчас устрою братскую могилку, по высшему разряду, уж расстараюсь…

НЕНАВИЖУ СЕКТУ!!!

Заходим с торца, блин, – забубнил противный голос в моём левом ухе. – Туда уже подтянулись ребята из группы поддержки. Мы тоже маскарад врубим, сугробами станем и потихоньку доползём.

Глупо! – отвечаю, подогнув гибкий держатель микрофона к губам. – Ямы нас по неестественно движущимся абрисам сугробов засекут. Какого хрена прятаться? Там внутри уже нет людей, заложников спасать не надо.

Ветер нестройно воет на все лады, как сводный хор армады грешников в пекле. Надеюсь, этот чернявый красавец меня таки услыхал сквозь пьяные завывания.

Уловил. Раздражённо тычет в плечо и трясёт башкой, не соглашаясь. Его прикольная лопоухая шапка остервенело мо-тыляет отростками.

– Нет, нет! – ярится не хуже ветра голос Моцарта, нахально поселившийся под моим таким же «треухом». – Необходимо соблюдать режим скрытности проникновения! Блин, операция разработана совместно с…

Вот же ж блин горелый на мою несчастную головушку!

Со страшной силой привлекают Моцарта коллективные действия, ну что с ним поделаешь… блин. У меня и раньше подозрение возникало, что и не прессер он вовсе, а скрытый враг, самый настоящий, ей-богу. Ухитрился адепт внедриться в Службу, не срезался на вербовочных тестах, призванных выявить отсутствие крайне индивидуалистичного эго.

Чудом не проявил ям-Моцарт доселе свою истинную сущность. До поры до времени Секта выдерживает ценного агента в режиме консервации; однако подсознание-то выдаё-ёт себя, выдаёт… просачивается тяга к «надёжному локтю товарища». Может быть, тогда на Порт-Юконе, когда меня шандарахнуло, этот урод и облажался по полной программе, потому что вдруг оказался в ситуации, предполагавшей принятие исключительно самостоятельных решений?.. Оболваненный же Я-Мы фанатик ответственной личностью быть не способен, по определению. Он же безмозглая марионетка уже, а не индивидуум. Фрагмент социо, частица коллективного «суперэго»…

На этом мои мечтания по поводу гнусной сущности Моцарта прерываются.