-  А еще ты не представляла, что встретишь мужчину, который сумел бы удовлетворить самые потаенные твои желания, - продолжал он мне в тон, - глубоко запрятанные, почти неосознанные, скрытые желания, в которых ты и сама себе признаться едва ли решилась бы.

    -  Ты, хозяин, - смутная мечта, чудо, о котором я не осмеливалась и грезить и которое вдруг стало явью.

    -  А для меня - ты, рабыня, - признался он.

    -  Ты и в самом деле будешь суров со мной, хозяин? - Да.

    -  И в самом деле, хоть ты ко мне и неравнодушен, оставишь меня полностью порабощенной?

    -  Да, рабыня.

    -  Даже будешь наказывать, если провинюсь?

    -  Даже буду наказывать, если пожелаю, независимо от того, провинишься ты или нет.

    -  Значит, абсолютное рабство?

    -  Конечно, рабыня.

    Я робко потянулась к нему, коснулась его плеча, нежно поцеловала.

    -  Я люблю тебя, хозяин.

    -  Молчи, рабыня, - раздраженно бросил он.

    -  Да, хозяин.

    И он начал ласкать меня - нежно, ласково, и я припала к нему всем телом, замирая от наслаждения, но не произнося ни звука: я - рабыня, говорить мне запрещено. Снова он любил меня, мягко и бережно, и я знала - в любой момент нежность эта может обернуться свирепой жестокостью - если ему так захочется. Обладать рабыней можно тысячами способов, и, я уверена, Клитус Вителлиус мастерски владеет ими всеми. Сердце переполняла радость. Он повелевает мною. Я повинуюсь. Полностью, безоговорочно принадлежу ему. Разве выразишь словами это ощущение? Может, потому-то он и велел мне молчать - чтобы просто наслаждалась, не пытаясь высказать то, чему ни на одном языке нет названия. Я и не пыталась, а, все забыв, отдалась на волю всепобеждающей любви.