— И я!

— И я также!

— И я! Все мы! Все мы! — послышались отовсюду волнующиеся громкие голоса.

— Не говорите за всех, дети мои! — произнесли бледные бескровные губки Евы. — Я, например, не только не собираюсь не прощать чего бы то ни было m-elle Баслановой, но напротив того, хочу быть ее покровительницей и защитницей. И ты, Надя, надеюсь, тоже?

— Да, да, — подтвердила высокая девочка в очках.

— Профессорша и сановница заключили трогательный alliance (союз), — смеясь звонко, выкрикивала маленькая Струева. — Vive la наука! Vive la аристократия! Мира, как это будет по-французски — переведи!

— Оставьте меня в покое, или вы не знаете, что я всегда держу нейтралитет, — отвечала спокойная симпатичная брюнетка Мира Мордвинова.

— Mesdames, батюшка идет! По местам! — кричала, надрываясь, дежурная Таня Глухова И почти в тот же миг на пороге класса появился молодой белокурый священник с лицом аскета, в лиловой рясе и с академическим значком на груди.

Вместе с ним в отделение четвертого класса вошла Ия. Девушка успела успокоить Магдалину Осиповну, уложить ее в постель и теперь, вернувшись в класс, заняла предназначенное ей место классной дамы за маленьким столиком у окна.

Пока отец Евгений вызывал пансионерок, прослушивал их ответы и объяснял заданное к следующему уроку Закона Божия, Ия могла, хотя бы с внешней стороны, познакомиться со своими будущими воспитанницами.

Ее зоркие, проницательные глаза самым подробным образом изучали сидевших за партами девочек.

Их было двадцать человек. И все эти двадцать, за малым разве исключением, отвечали новой наставнице довольно недоброжелательными взглядами. В глазах некоторых воспитанниц Ия прочла как будто даже какую-то затаенную угрозу. У иных — насмешку. Некоторые из пансионерок смотрели на нее с откровенным вызовом. Другие с любопытством. Но Ия не смутилась. По крайней мере, ничем не выдала своего смущения. Только темные брови ее нахмурились, а серые, «строгие», как их называли пансионерки, глаза, встретив чей-нибудь чересчур откровенно неприязненный взгляд, становились еще строже.

Легкий, чуть заметный вздох вылетел из груди девушки. «Да, нелегко мне здесь будет, — подумала Ия, — слишком очевидно влияние на детей этой мягкой, избаловавшей их бедняжки Вершининой. Придется много потратить энергии и сил, прежде чем удастся исправить то, что посеяла эта невольно навредившая им Магдалина Осиповна, совсем не подходящая к роли воспитательницы и классной дамы».

Так думала Ия, продолжая незаметно наблюдать за своей маленькой паствой.

Первые же шаги ее здесь, в пансионе, не обошлись без инцидента. Отец Евгений объяснял воспитанницам таинство крещения, заданное к следующему уроку. Пансионерки слушали. Но далеко не все слушали с одинаковым вниманием. Шура Августова, вынув из ящика пюпитра узкую полоску канвы, самым спокойным образом вышивала по ней крестиками какие-то замысловатые узоры.

Ия бесшумно поднялась со своего места и приблизилась к Шуре.

— Оставьте вашу работу. Мне кажется, что такое занятие далеко не своевременно на уроке Закона Божия, — спокойно проговорила она.

Лицо Шуры приняло неприязненное выражение. Быстро поднялись на Ию вызывающие, дерзкие глаза.