Марк Твен. Радости кандидатуры
Несколько месяцев тому назад я был выставлен со стороны партии независимых кандидатом навыборную должность губернатора в штате Нью-иорк. Моими конкуррентами были: мистер Джон T. Смит и мистер Блэнк I. Блэнк. Я сознавал, что в одном отношении, несомненно, превосхожу этих господ: репутация моя никогда и ничем не была запятнана. Они же, как это легко было усмотреть из газет, если когда-нибудь и знали, что значит иметь доброе имя, то это время давно уже миновало! Всем было хорошо известно, что за несколько последних лет они не раз были уличаемы в грязненьких проделках всякаго рода. И поэтому в те минуты, когда я наиболее сознавал свое превосходство и украдкою любовался собою, мутный поток вдруг взволновал глубину моего счастья; мне пришло на мысль, что в предстоящей борьбе придется услышать, как будут мыкать туда и сюда мое имя рядом с именами этих господ. Так как это безпокоило меня все больше и больше, то я решил, наконец, откровенно написать обо всем моей бабушке. Ответ ея был скор и категоричен. Она писала: «В течение всей своей жизни ты не совершил ни одного такого дела, котораго должен бы был стыдиться, ни одного, просмотри же теперь все газеты, просмотри их и сообрази, к какому сорту людей принадлежат господа Смит и Блэнк, и затем реши: имеешь-ли ты желание спуститься вровень с ними, вступив в оффициальное выборное состязание». Как раз то же, что думал и я сам! В эту ночь я не смыкал глаз; но чем больше я раздумывал, тем менее казалось мне возможным отступление: меня выбрали и я должен был вступить в борьбу. Безучастно просматривая за завтраком газету, я вдруг натолкнулся на нижеследующую статью и должен сознаться, что был ошеломлен, как никогда в жизни. «Клятвопреступник. Быть может, г. Марк Твэн теперь, когда он выступает в качестве кандидата на должность губернатора, пожелает разяснить, каким образом произошло, что в 1863 году в Вагавакхе, в Кохинхине, он был изобличен 34 свидетелями в клятвопреступлении? Он совершил это преступление из желания оттягать у одной бедной несчастной вдовы и у ея безпомощной семьи банановое деревцо, служившее единственной поддержкой их мизернаго существования. Как для самого господина Твэна, так равно и для великаго народа, голосованию котораго он подлежит, было бы крайне важно разяснить это обстоятельство. Решится-ли он на это»? Я окаменел от изумления! Такая ужасная безсердечная клевета! Я никогда не видел Кохинхины. Я никогда ничего не слышал о Вагавакхе. Я не сумею отличить банановое деревцо от кенгуру! Я не знал, что мне предпринять; я был раздавлен и безпомощен. Прошел целый день, я все еще не мог ни на что решиться. На следующий день в той же газете появилась нижеследующая краткая заметка: «Г. Марк Твэн хранит красноречивое молчание, касательно Кохинхинскаго клятвопреступления. Это знаменательно!» (NB. С тех пор в течение всего избирательнаго периода этот Листок не величал меня иначе, как: «Безчестный Твэн, уличенный клятвопреступник»). Вслед за тем газета подарила меня следующей статьей: «Просят ответа. Не будет-ли настолько любезен новый кандидат на должность губернатора разяснить некоторым из своих сограждан, каким образом случилось, что его товарищи, жившие с ним в одном доме в становище Монтане, замечая время от времени пропажу у себя кое-каких ценных вещщ и обнаруживая систематическое присутствие таковых или лично у самого господина Твэна, или в его „сундуке“ (лист газетной бумаги, в который он завертывал свое жалкое имущество) нашли, наконец, себя вынужденными преподать ему, в его же собственном интересе, хорошенькое поучение, заключавшееся в том, что его оттузили на все корки и присоветовали затем убраться куда-нибудь подальше из становища. Не будет-ли он так любезен?» Можно-ли представить себе что-нибудь более безсмысленно-озлобленное, чем это? Я во всю свою жизнь ни разу не был в Монтане. |
