Границу Муспельхейма охранял Сурт Черный. У него в руке был пылающий меч, такой яркий, что больно смотреть. Вокруг Сурта вился дым. Страж поднялся – он был непомерно высок – потряс мечом и воззвал к товарищам. И потекли к нему под руку сыны Муспеля, целая рать с добела раскаленными мечами и пиками, с огненными пращами.

С высокого престола Один видел потом, как с ревом и грохотом мчали они к полю Вигрид, что на сто переходов раскинулось в любую сторону. Вот и настало время. Это было начало конца. Боги всю жизнь провели в ожидании последней битвы. Хеймдалль-глашатай встал и затрубил в великий рог Гьяллархорн – его для того и сделали, чтобы однажды прозвучал этот великий зов. Боги подымались, брали мечи, щиты, копья, тускло-золотые кольчуги. Собирались на бой эйнхерии. Один снова сошел с Иггдрасиля и говорил с головой Мимира в черной воде, еще больше почерневшей от сажи, сыпавшейся с неба. Великий Ясень содрогался. Земля плясала, и ему трудно было держаться за нее корнями. Ветви его бессильно трепались на ветру, листья срывал ураган и сыпал в горячую воду: внизу закипал источник Урд. Боги перешли радужный мост Биврёст, связующий Асгард с Мидгардом. Еще не началась битва, а они были уже ослаблены: Тюру волк откусил руку, Один отдал глаз Мимиру, Фрейр за невесту заплатил волшебным мечом-самосеком, Торова жена Сиф облысела, растеряла свои волшебные волосы. Сам Тор, по словам некоторых сказителей, лишился молота, когда метнул его вслед Ёрмунганде. В сказках и мифах выиграть битву помогает лишь несокрушимая сила или благородная надежда, когда все уже, кажется, потеряно. У асов не было ни того, ни другого. Они были просто храбры и несовершенны.

Иггдрасиль клонился к земле. Его листья бессильно обвисли. Его корни иссыхали. Вода с трудом, по капельке подымалась по канальцам к кроне. Рататоск-Грызозуб верещал от страха, олени понурили головы. Черные птицы срывались с ветвей и ввинчивались в красное небо.

Море сделалось черное, как базальт, и все покрылось буйной бледно-зеленой пеной. Волны взбивали ее, как сливки, и она подымалась дрожащими стенами. Выше и выше стремились пузырьки, и наконец вся стена рушилась поверх других на крошащееся побережье.

Тем временем с востока приближался корабль. Он был красив и чудовищен – сделан из матерьяла легкого и мутно-просветного. Из мертвых ногтей сделан был призрачный корабль, из тех, что забывают обрезать покойникам, когда сердце остановилось, а ногти продолжают расти. Был он тускло белый и мертвенно серый, словно весь океанский мусор, что не может ни сгнить, ни распасться, густо налип ему на бока. Звался он Нагльфар. У руля стоял великан Хрюм. Совсем маленькой девочка представляла мертвый корабль как что-то вроде шхуны с призрачной оснасткой и летящими по ветру вымпелами. Позже виделась ей разбойничья ладья с высоким резным носом в виде дракона – длинная, словно змеиной кожей, покрытая слоями тускло лоснящихся ногтей. Были на ней вместе великаны инейные и огненные, и ладья летела в облаках обжигающего пара.

Потом за кормой Нагльфара море вздыбилось горой. Гора эта зияла провалами и обтекала толстыми струями воды вперемешку с обрывками водорослей и крошками мертвых кораллов. Но вот вода схлынула, и показалась чудовищная голова Ёрмунганды, Мидгардской змеи, скрепившей мир кольцом из собственной плоти.