Немного о мифах

Ницше превозносит Эсхила и Софокла, населявших свои пьесы мифическими персонажами, и порицает Еврипида с его стремлением «очеловечить» классических героев и дать каждому собственный, уникальный характер.

Еще девочкой я понимала разницу между мифом, сказкой и романом. Боги, демоны и прочие мифические существа лишены индивидуальности в обычном ее понимании. У них нет душевных свойств (впрочем, Фрейд использовал миф об Эдипе для описания механизмов бессознательного) – у них есть лишь неизменные характеристики: Гера и Фригг ревнивы, Тор свиреп, Марс воинственен, Бальдр – воплощение красоты и добра, Артемида Эфесская – девственная подательница плодородия. Я помню, как впервые увидела Артемиду в ее каменной плоти, со множеством сосцов, – и поняла, что в каком-то смысле она более реальна, чем я, потому что больше людей верили в нее, думали о ней, связывали свою жизнь с ее волей.

Мифический герой во многом реальнее героя романа. Дон Кихот стремится проникнуть в область мифа, и разрыв между его фантазиями и действительностью сам по себе приобретает масштаб почти мифологический. Анна Каренина, князь Мышкин, Эмма Бовари, Густав фон Ашенбах – персонажи с уникальным внутренним строем, но и тут примешались обобщающие мифы. В душе Ашенбаха борются Аполлон и Дионис. Князь Мышкин стремится к христоподобию. Несколько лет я вела курс для студентов-вечерников, называвшийся «Миф и реальность в романе». Мы изучали мифы, в разной форме вплетенные в ткань более или менее реалистических произведений. В моих собственных романах тоже звучат отголоски мифов, ставшие неотъемлемой частью их сути и формы, равно как и мировоззрения их героев. Я выбрала для обсуждения со студентами скандинавский миф о Рагнарёке, потому что, читая и перечитывая в детстве книгу «Асгард и боги», впервые ощутила разницу между мифом и сказкой. Я не верила в нордических богов, более того, Эдды помогли мне понять, что христианство – такой же пояснительный миф, только менее занятный и волнующий. Сюжет мифа редко радует читателя. То ли дело сказка. Сказки для меня – это истории об историях, дарящие читателю радость узнавания бесконечных вариаций одного и того же сюжета. Суть сказки – если закрыть глаза на обилие жестокости и страшные кары, постигающие злодеев, – в приятной предсказуемости счастливого конца: хорошие герои благоденствуют и радуются потомству, плохие получают по заслугам. Впрочем, сказка сказке рознь. Братья Гримм говорили, что собранные ими сказки в первую очередь отражают коренные верования их германских предков. А вот Ганс Христиан Андерсен редко писал вещи с обобщенным фольклорным сюжетом. Его сказки авторские, фантазийные, в них подробно прописаны характеры и чувства. В детстве я думала, что Андерсен хочет меня как читательницу напугать или огорчить. Я и теперь так думаю.

Как я уже говорила, мифы редко дарят радость. Чаще – мучат, смущают загадками, не дают покоя уму. Они по-своему меняют наше восприятие мира, во главу угла ставя не радость, а встречу с непостижимым, со сверхчувственным, с нуминозным, говоря модным словом моих студенческих лет. В детстве сказки виделись мне изящными переливчатыми ожерельями из самоцветов, резных деревянных шариков, эмалевых бусин. Мифы были сродни огромным пещерам, где соседствуют трагический мрак и ослепительный цветной свет, где одно выявлено слишком ярко, а другое окутано густым туманом. Моя мать дала мне как-то прочесть стихотворение У. Дж. Тернера, в котором хорошо показано, как человек попадает под власть мифа:

Я узнала это состояние ума, этот живой, инакий мир. Только вместо Кракатау и Котопахи в голове у меня звучало: Гиннунгагап, Иггдрасиль, Рагнарёк. И позже бывало со мной такое. Вместе с Энеем я видела Сивиллу Кумскую, бьющуюся в невыносимой муке: «Immanis in antro bacchatur vates».