|
Очевидно, еще одной старой леди, которая, может быть, тоже воспользуется наставлениями Мюриэл, если уже не воспользовалась по наитию. - Представляете, у меня этот дорогуша Джон... И изнемогает от нетерпения, потому что я уже полчаса рассказываю ему интересующую его историю. Он решил, что она сейчас будет ее пересказывать по телефону. - Потом, дорогая... Попозже... Я буду очень удивлена, если об этом не заговорят в городе со дня на день. Наконец, избавившись от трубки: - Интересно, что этим двум нищим нужно у большого патрона... Честно говоря, Джон, дорогой, я уже и не знаю, я или Мюриэл это сказала. Наверное, она, потому что, так как он хозяин дома, где она живет, она привыкла называть его большим патроном. Не серьезно, конечно... Ее у них принимают, понимаешь? И она тоже... Я таким образом много чего узнаю... Они знают, что мы дружим, но не смеют закрыть перед ней дверь. Я так и вижу, как она встает и говорит, как всегда, с этакой насмешкой: - Хочу посмотреть, что там такое... Она взглянула на себя в зеркало, поправила волосы и вышла, пообещав мне с легкой гримаской: - Сейчас вернусь... Для нее - никаких проблем. Она входит запросто. Говорит, что ей надо поговорить с Энди Спенсером по поводу ремонта или там еще чего-нибудь... Я знаю, как она расталкивает людей. Она двигается прямо к намеченной цели, делая вид, что ничего не видит, и даже сам бульдог был бы не в силах остановить ее перед дверью, что бы ни было на ней написано. Именно так она и сделала. Я боялась, что эти двое нищих успеют выйти, пока она еще будет идти через парк. Но нет... Она вошла туда как к себе домой. Дверь снова закрылась, и только минуты через четыре или пять из нее появились этот фотограф с соседом. Вид у них был растерянный. Они еще и до ограды не дошли, как начали спорить, размахивая руками, как в комедийном фильме... Особенно злился фотограф и наскакивал на своего компаньона, который был на две головы ниже его и одежда на нем висела как с чужого плеча... Как пешком пришли, так пешком и ушли. Десять минут спустя дверь флигеля отворилась. Энди Спенсер, как всегда одетый с иголочки - он теперь наряжается, как идальго, - сам как светский человек провожал мою Мюриэл, которая не могла удержаться и подмигнула моему окну, пока шла по парку. "Он в ярости! - заявила она торжествующе, падая на канапе. Он синел, зеленел, краснел, не знаю что еще, бледнел от ярости... Когда я вошла, был самый разгар... Охранник попытался меня остановить. Там был еще и секретарь, которого выставили за дверь в честь фотографа и этого коротышки еврея. Я прямо пошла к двери, открыла. Он говорил - сухо, очень быстро, как будто автоматными очередями... - Мюриэл, позвольте... Но я вошла как ни в чем не бывало. Оба этих проходимца стояли с шапками в руках, как при головомойке. У коротышки был такой вид, что он удерживал фотографа. "Дорогой друг..." - Энди не знал что делать. У него в руках был какой-то листок. Он взглянул на посетителей и сухо сказал: "На этот раз можете идти". Пегги Клам прервала свой рассказ и сделала глоток бурбона. Но Кэли заговорил с такой настойчивостью, которой она в нем и не подозревала. - Какой листок? - спросил он. |
