Орлена не знала, как ей удалось охватить взглядом каждую деталь его внешности, но чем ближе он подъезжал, тем очевиднее становилось, что он очень красив.

Пока девушка наблюдала, почти завороженная скоростью, с которой он ехал, джентльмен внезапно остановил свою упряжку прямо позади их двуколки.

Затем его глаза, темные, твердые и проницательные, оглядели их повозку и место, на котором она стоит, и с выражением явного презрения джентльмен проронил:

— Прочь с дороги!

И хотя он нарочито растягивал слова, они прозвучали ясно и повелительно.

Терри напрягся. В первый момент он не мог поверить, что эти слова обращены к нему. Но когда понял, что твердые глаза джентльмена смотрят прямо на него, то ответил оборонительно:

— Я первый сюда приехал!

Не поворачивая головы, все в той же ленивой и протяжной манере, которая была оскорбительной и одновременно властной, джентльмен приказал:

— Подвинь их, Джейсон!

Сначала Орлена не поняла, с кем он говорит, но тут с запяток фаэтона спрыгнул грум.

Он был одет почти так же элегантно, как его хозяин. Его шляпа с кокардой тоже была сдвинута набекрень, а ливрея с гербовыми пуговицами сидела как влитая.

Грум подошел к двуколке, схватил лошадей под уздцы и начал их поворачивать.

— Ты что делаешь, черт побери? — сердито воскликнул Терри.

Грум не ответил, и снова позади них из фаэтона раздался ленивый голос:

— Скажи им, Джейсон!

— Это место предназначено для членов Жокейского клуба, — ответил грум. — Для деревенщин полно места на остальной пустоши.

Орлена почувствовала, что краснеет.

Она прекрасно знала, что члены Жокейского клуба — особо привилегированные лица на любом ипподроме, и запоздало подумала, что Терри следовало спросить по приезде, не нарушают ли они какие-нибудь правила и не узурпируют ли чьи-то привилегии.

Грум безжалостно повернул лошадей и увел их с незаконно занятого места.

Терри ничего не мог поделать. Он лишь стиснул зубы и держал поводья, пока конюх не отпустил уздечки.

Оглянувшись напоследок, Орлена увидела, что джентльмен плавно направляет свою упряжку на освободившееся место. Его мастерству позавидовал бы любой кучер.

Подстегивая лошадей, Терри поехал прочь, сердито ворча.

— Откуда, черт побери, мне было знать, что оно предназначено для Жокейского клуба? — возмущался он, когда они ехали вдоль холма.

— Ты не мог этого знать, а тот джентльмен мог бы говорить и повежливее, — откликнулась сестра.

— Ты видела его лошадей? — спросил юноша. — Будь я проклят, если не куплю себе таких же — или лучше, — даже если это будет последнее, что я сделаю!

Орлена невольно подумала, что вряд ли какой-нибудь человек, даже Терри, хоть он и красив, сможет соперничать с величавостью — и почти оскорбительным высокомерием — того джентльмена.

Но так как она не имела права портить брату день, девушка сделала все возможное, чтобы успокоить его задетые чувства.

Вскоре, найдя другое место, с которого можно было наблюдать, они и думать забыли об этой неприятности, полностью захваченные скачками.

Как только раздавался крик: «Лошади стартовали!», все, сделавшие ставки, бросались к краям скакового круга. Во всех битком набитых экипажах люди хватались за подзорные трубы и театральные бинокли.

Управляющий ехал верхом и следил, чтобы круг был свободен, стегая хлыстом по плечам любого нарушителя.

Затем, после минутной тишины, поднимался дикий шум: крики, проклятия и радостные возгласы гремели со всех сторон, как только лошади проносились мимо финишного столба.

Ощущая небывалое возбуждение, Орлена поняла, почему Терри хочет выставлять на скачки собственных лошадей.