Потом он повернулся к долине, где распростерся гигантский комбинат. Далеко слева, у самого горизонта, вонзались в небо трубы медеплавильного, заводов редких металлов и стройдеталей, справа раскинулись цехи коксохимического, кобальтового, кирпичного, цементного заводов — новые предприятия, все то, что создали уже без него, он не скажет, как любой тут: «И моя капля пота!» А этот город — семиэтажные дома, стадионы, белокаменная керамика, сверкающий асфальт — нет, и здесь нет ни капли его пота. И люди, тысячи людей, — даже отсюда они видны на улицах, — строители города, труженики заводов, многих он знает в лицо, пройдет — ему поклонятся.

— Не правда ли, красиво? — спросил Воскресенский и взял под руку Вержицкого — из долины тянул пронзительный ледяной ветерок. — Не ожидали, что мы так широко шагнем за эти годы?

Вержицкий не слышал, он был далеко — у заводских агрегатов, на улицах нарядного города. Новые мысли волновали его. Он рассматривал себя со стороны — строго и нелицеприятно. Это было продолжение его разговора с Колотовым, естественное завершение долгих дум. Колотов извинился перед ним, другие тоже раскаиваются — мы ошибались, вы были правы. А главное не в этом, совсем не в этом. Главное в том, что он виновен перед этими заводами, перед этим городом, перед всеми этими — знакомыми и незнакомыми — людьми. Вон на склоне горы — обогатительная фабрика. Многотонные глыбы руды день и ночь обрушиваются в ее бункера, жидкой пульпой разносятся по всем этим заводам — фабрика изнемогает, у нее, как у человека, взявшегося за непосильный труд, не хватает дыхания. В этом виноват он, не нужно кивать на других — его мысль, его труды должны были раствориться в фундаменте фабрики, слиться с ее транспортерами, с грохотом ее дробилок и мельниц. Ничего этого нет — он виноват! А там, на заводах, простаивают печи, конвертеры, ванны — не хватает сырья. Люди простаивают, те самые люди, что видны отсюда, — разве нет в этом его вины? Они трудятся, дерзают, раскрывают свои дарования — у каждого он вырвал несколько перьев из крыльев, полет уже не будет таким высоким.

Воскресенский не догадывался, какие мысли терзают его друга. Но он знал его страстный характер, знал, как беспощаден он к себе и другим. Он понимал, что не только грандиозный пейзаж заводов и города поразил Вержицкого, он видел его остановившийся взгляд, устремленный куда-то в пространство, слышал его шумное дыхание. Он ласково потянул Вержицкого за рукав. Вержицкий повернул к нему красное от мороза лицо — слезы намерзли коркой льда на ресницах.

— Отвык от вашего проклятого ветерка, — сказал Вержицкий с коротким смешком, похожим на рыдание. Он ухватил Воскресенского под руку, с силой потянул вниз. — Идемте в лабораторию.