Трое уже окружили его, три молодых воина немногим старше его самого. Один шагнул вперед и ударил его ладонью по лицу. Чем страшнее мучения, тем больше славы воину, это он знал.

Надежды на спасение не было. Лучшее, на что он мог теперь рассчитывать, это — умереть достойно. Двое бросились на него. Юноша попытался отобрать оружие у одного из врагов, но промахнулся. Очень плохо, теперь они будут осторожнее. Он надеялся лишь, что его мучители не захотят завоевать себе слишком уж много ку, прежде чем покончат с ним.

День грозил оказаться очень долгим.

Снимающий Голову, некогда Хуан Гарсия, сын испанского гранда, удобно расположился, перед своим типи. Он оперся плечом о ствол ивы и не спеша попыхивал трубкой. Был славный весенний день, и он забавлялся, глядя на проделки своего маленького сына Орла, играющего у входа в типи, и следил за точными, грациозными движениями жены, жарившей на огне жирный кусок мяса из загривка бизона.

Один вид ее стройного, гибкого тела неизменно возбуждал его.

Женщина бросила на мужа взгляд и улыбнулась, читая его мысли. Их отношения были идеальными. Снимающий Голову никогда не слышал о столь удачном союзе на своей далекой родине.

Он говорил себе, что его решение остаться в клане изначально было делом случая — ранение, жеребая кобыла, на которой нельзя ехать, сломанное копье. И все же в глубине души Снимающий Голову знал правду. Главной причиной стала эта стройная девушка и ее семья.

Он все еще с трудом верил, что возглавляет этот клан. После Великой Битвы в живых не осталось никого из вождей, и молодые воины провозгласили вождем его. Лишь благодаря помощи и советам своего тестя, Койота, и старого шамана, Белого Бизона, он смог справиться с этой ролью. И теперь, признанный в этом качестве вождями других кланов на Большом Совете, Снимающий Голову чувствовал себя более уверенно. Почти самоуверенно, если говорить честно.

Он надолго запомнит, как его самоуверенность разбилась вдребезги.

Услышав шум, Снимающий Голову обернулся. К границе лагеря приближались три всадника; они пели, кричали и вели в поводу двух лошадей. Опытный глаз вождя сразу отметил, что этих лошадей он раньше никогда не видел. Он понял это еще до того, как узнал седоков.

Тот, что держался впереди, был дерзкий молодой воин, на которого вождь уже обращал внимание раньше. Этот юноша, еще будучи учеником — Кроликом, казался мрачным и невнимательным, но, несмотря на это, проявил себя неплохим всадником, хотя Снимающего Голову приводила в отчаяние его недисциплинированность. «Как же его зовут?» — пытался вспомнить вождь. Другие мальчишки дали юноше прозвище, которое накрепко к нему пристало. Оно было как-то связано с его неприятным характером. Ах, вот оно! Юношу звали Барсук. Это — зверь угрюмый и агрессивный, и имя очень подошло молодому человеку.

Снимающий Голову улыбнулся, подумав о том, как в племени даются имена. Свое он получил в первый же день, когда его нашли люди. Раненый и ослабевший, испанец снял тогда шлем, но следившим за ним показалось, что он снял голову. Разведчики пошутили, но имя прилипло.