Да и сам Снимающий Голову испытывал двойственное чувство. Несколько лет назад он сам вовсю нарушал правила некой далекой военной Академии. Вождь мог поставить себя на место этих неудержимых, юных, горячих голов. Наверное, именно по этой причине он знал, что лучше подавить бунт против власти в самом зародыше.

Был разожжен костер совета, и люди начали заполнять освещенный круг, отыскивая удобные места. Там, где сидела молодежь, все еще царила счастливая, праздничная атмосфера.

Койот понял, что впереди их ждут проблемы, может быть, даже худшие, чем они предположили, когда появились молодые воины. Троих виновников события сопровождали еще несколько человек, и у всех были раскрашены лица. Кровавая символическая церемония получила продолжение. На лбу у каждого члена этой компании красной краской был нанесен широкий мазок.

Раскрашивание лица не было чем-то необычным. Во время ритуальных танцев оно порой бывало весьма затейливым и впечатляющим. Но сейчас совсем другое дело. Речь шла не о ритуалах. Налицо были молодые мужчины, объединившиеся в группу и украсившие лоб широкой красной полосой. Безусловно, она должна была обозначать мазок кровью. Койот опасался, что она должна была также символизировать вызов власти.

Все это Койот сообщил своему зятю, пока соплеменники собирались на совет. Снимающий Голову кивнул, понимая всю напряженность ситуации. Ритуал совета, однако, следовало соблюсти. По кругу была пущена трубка, каждый воин, затянувшись, выпускал клубы дыма на четыре стороны света, к земле и к небу. Наконец трубка вернулась к вождю, и Койот, являвшийся ее хранителем, убрал ее обратно в футляр.

Снимающий Голову открыл совет, потребовав отчета у раскрашенных красным молодых воинов во втором ряду круга. Барсук важно поднялся, в то время как его спутники взирали на него с восхищением.

— Вождь, — начал он, — мы охотились втроем. — Он указал на двух своих товарищей. — Мы встретили троих Крушителей Черепов. Они свежевали антилопу и сначала даже не видели нас. Я убил одного стрелой, второй ускакал, а третий не смог поймать свою лошадь. Прежде чем убить его, мы все завоевали немало ку. Потом мы раскрасили себя кровью в честь победы.

Снимающий Голову кивнул. Обычай добывания славы был ему уже знаком. Коснуться живого врага считалось величайшим проявлением храбрости, поскольку было небезопасно. У вождя имелось свое мнение по поводу славы, добытой путем причинения страданий беспомощному пленнику, но он ничего не сказал. Один из воинов попросил разрешения говорить. Снимающий Голову кивнул.

— Вождь, — начал он. — Я хотел бы спросить этих молодых воинов, подумали ли они о том, что расскажет тот, кто убежал? Крушители Черепов могут выслал против нас военный отряд!

— И пусть! — презрительно усмехнулся Барсук. — Мы покажем им, чего стоят воины клана Лошади!

Старший воин, похоже, был не согласен, но ничего не сказал. Заговорил другой:

— Мой вождь, это опасно. Мы не можем разбредаться мелкими группами и выслеживать Крушителей Черепов, чтобы убивать их.

Без разрешения заговорил Барсук:

— Могут те, кто не боится.

Ропот возмущенного удивления пробежал по кругу, и — более тихо — возгласы одобрения со стороны молодых воинов.

— Остановитесь! — решительно приказал Снимающий Голову. И зачем только, мелькнуло у него в голове, он согласился стать вождем? — Таких речей быть не должно! Дело не в храбрости. Верный Глаз, — указал он на воина в летах, — был вместе с Лучниками в Великой Битве.

— А где был ты, Барсук? — негромко и насмешливо прозвучал голос Койота.

Барсук, конечно же, еще не достиг поры мужества два года назад, когда состоялась битва.