На мгновение это лицо напомнило ей безумца, продиравшегося через ивы, — одно из самых страшных детских воспоминаний. Но виновник ее кошмаров был полноватым, потным и носил очки, а этот — худой, с резкими чертами и ярко-рубиновыми глазами. Лицо убийцы из ее детства тоже было бледным, но не шло ни в какое сравнение с мертвецки белесым ликом в окне, ликом, скрытым не зелеными ветвями ив, а грязной черной копной волос.

Она поняла: это и есть холмовик, один из аборигенов Запада, обитавших в этих землях, еще когда те были бесформенны и незавершенны.

Он стоял неподвижно и, не мигая, смотрел на нее.

Она перевела дух. Ноги начали затекать.

Лив стояла в нижнем белье, и ей показалось глупым держаться приличий.

— Добрый день, — сказала она.

Он вытянул руку и застучал по стеклу черным ногтем. Рука оказалась необычной — длинной и тонкой, как палка. Пальцы напоминали костяные бусы.

Разобрать выражение его лица было сложно — оно одеревенело, точно лик истукана. Но теперь Лив разглядела, что его челюсти и кадык шевелятся, будто от чрезвычайного возбуждения. Ей стало интересно, может ли он говорить.

Черный ноготь отбивал ритм по стеклу. Похоже, это был не просто стук, а странный ритм — то ли язык, то ли ритуал. Он ускорялся, становился все более сложным; вот подключился второй ноготь, создав удивительную полиритмию. Незваный гость то переставал стучать, то принимался вновь. Красные глаза неустанно смотрели на нее. Несмолкаемый ритм притягивал странной красотой. Лив шагнула к окну. Но тут палец ударил с особой силой — и стекло треснуло.

Она вскрикнула и отшатнулась. Откуда-то возник крупный мужчина в белой рубашке и огрел холмовика палкой по спине.

— А ну, пошел! Живее! Оставь ее в покое!

Дернув дикаря за цепь, мужчина грубо оттащил его от окна.

— Извините, мэм! — Он приподнял шляпу. — Больше такого не повторится.

Они отошли, взгляду Лив открылось еще c полдюжины холмовиков, скованных одной цепью, и она тут же потеряла из виду того, что подходил к окну.

Чего он хотел от нее?

Золотые карманные часы тихо тикали на столике у кровати, на «Истории Запада», возле флакона с успокоительным. Лив взяла их — скорее чтобы просто успокоиться — и поразилась, увидев, что вся эта странная встреча заняла считаные минуты. Ей же казалось, что прошло несколько часов.

Переговоры с мистером Бондом закончились неудачей.

Это был агрессивный здоровяк с обгоревшей на солнце лысиной и телом боксера, втиснутым в потную рубаху на подтяжках. Заполняя бухгалтерские отчеты в своем маленьком складском кабинете, он выглядел совершенно нелепо, но именно там Лив и нашла его.

— Пассажиров не берем! — пролаял он. — Дорога будет тяжелой. Вы вообще понимаете, где находитесь?!

— Да, мистер Бонд, я осведомлена о том, что путешествие будет опасным. Я могу заплатить.

Цену он загнул просто возмутительную, а когда Лив расстроилась, расхохотался:

— Говорят, вы доктор... Смыслите в лошадях?

— Нет.

— Сможете хотя бы вправить сломанную кость?

— Я не такой доктор, мистер Бонд.

— Тогда вы нам не походите.

Магфрид ждал снаружи у склада. Он так расстроился, увидев ее лицо, что она рассмеялась и порывисто обняла его:

— Улыбнись, Магфрид! Мистер Харрисон сказал, что хорошее случается с теми, кто улыбается.

Брошюру Харрисона Лив прочла накануне вечером в номере. Это не заняло много времени — шрифт был крупным, а мысли — простыми и бесцветными, как вода. Она называлась «Записки Самсона Смайлса, или Книга Нового Мышления». На титульном листе красовалось черно-белое изображение самого мистера Смайлса — нарядно одетого, с бакенбардами и священным спокойствием на лице.