Изменить размер шрифта - +
Я расстегиваю боевой костюм и отрываю полоску от края футболки шириной с руку, а затем прикрываю ею нос и рот. Снаружи лежит несколько тел, люди, которые были рядом с казармой во время взрыва. Желудок сильно сжимается, но у меня нет времени, чтобы рассмотреть кто там. В агрессивном сиянии пламени невозможно рассмотреть какие-либо детали, которые дадут мне понять находится ли Кормак среди мертвых.

Еще немногие добрались сюда. Я служила в первой команде реагирования, и это сидит во мне, но не все спешат на звук взрыва. Понимаю, что кроме ошалевшего лейтенанта, стоящего в нескольких футах поодаль с пропитанным кровью рукавом, других офицеров нет. Сейчас у меня нет на него времени.

Мужчины и женщины из соседней казармы с широко раскрытыми глазами, ошалело, начинают вываливаться наружу. Нет цели, нет порядка. Проклятие. Свежее мясо. Они думают, что посылают нам подготовленных бойцов, но несколько месяцев проведенных на добротных, безопасных полосах препятствий и тренировках не подготовят душу к жизни на Эйвоне.

— Солдаты, сюда, — кричу я на них из-за стрекотания пламени, и надеюсь, из-за звона в их ушах. Только некоторые слышат меня, и я подбегаю к ним, пока не получаю внимание остальных.

— Шесть групп. — Я пробираюсь через разинувшую рот толпу, деля солдат на ходу. — Ты и ты… да, ты, а ты можешь надеть свои штаны позже. Берите огнетушители. Вас натаскивали на это. Слушайте меня, смотрите на меня. Бегите обратно в казармы, хватайте огнетушители и возвращайтесь сюда. Сейчас же.

Находясь в шоке, новобранцы больше боятся меня, чем того, что происходит за спиной. Они как собачонки бегут назад к своим койкам, только пятки сверкают.

Я занята разделением остальных выживших на спасательные отряды, и по мере того, как дождь и огнетушители начинают открывать нам путь, мы направляемся в самые дальние от места взрыва части здания, не горящие так неистово.

Следующие минуты теряются в море дыма и тепла. Мы вытаскиваем тела из зданий, некоторые шевелятся и кашляют, другие молчат и истекают кровью. Каждые десять минут или около того, немногие из нас выныривают на улицу, чтобы заполнить легкие менее загрязненным воздухом, но каждый раз становится труднее перевести дыхание. Подтянулись пожарные команды, работающие со шлангами высокого давления и химикатами, которые выжигают наши глаза почти так же, как и дым.

После четвертого или пятого раза, когда я выхожу, рука хватает меня и отдергивает назад, в момент, когда я разворачивалась, чтобы вернуться внутрь.

— Достаточно, капитан! — Это майор Джеймсон орет мне в ухо. — Вы сделали, что могли.

Я киваю, не могу говорить из-за дыма, набранного мной в легких. Я чувствую сильное облегчение, что появился офицер выше меня по рангу, настоящий лидер, взявший на себя ответственность. Дайте мне несколько минут, чтобы восстановить силы, и я смогу вернуться просто как одна из спасателей.

Но когда я опять в строю, Джеймсон тащит меня обратно через грязь и толкает в руки ожидающего медика, прежде чем исчезнуть в дыму.

— Ты выжата, — кричит на меня медик. Я слышу слова, но они не воспринимаются мной. Медик хмурится и пихает кислородную маску в мои руки, а затем исчезает, чтобы позаботиться о пациентах в более тяжелом состоянии. Только тогда я понимаю, что это солдаты из соседних казарм, группы которые я организовывала, замененные более свежими спасателями. Я вижу несколько человек из первоначальных групп, с прижатыми кислородными масками и одеялами на краю всего этого хаоса.

Я срываю грязную полоску футболки с лица и наполняю полные легкие чистого воздуха из-под маски. Проходит какое-то время, прежде чем я снова могу встать, чувствуя головокружение от прилива кислорода и моей внезапной тишины. Но я принуждаю себя встать на ноги, делая последний длинный вдох через маску, прежде чем выйти из медицинского расположения.

Быстрый переход