Теперь подходящая машина стояла внизу. Сесть в мамин «жук» было бы равноценно негласному самоубийству. Я боялась садиться в него, даже когда мама была за рулём. Я же сама за рулём этой тарахтящей торпеды? Невообразимо. Машина папы казалась мне комфортнее и гораздо безопаснее в движении. Тем не менее, я не отваживалась подойти к ней ближе.

— Я обыщу её, — решила мама после нескольких минут молчания. — Может быть, что-то и найду.

— Хм, — пробормотала я в знак согласия и была рада, что она эту задачу взяла на себя. Тогда хотя бы ещё один знакомый человек после папы карабкался по изношенным сидениям. В настоящее время для меня это всё ещё была папина машина, и возможно внутри неё был его запах… Возможно, в CD-плеере находился его любимый компактный диск «Pink-Floyd»… Возможно, в бардачке лежали его мятные таблетки, которые он так любил сосать. Это было и так достаточно тяжело — смотреть на машину снаружи.

Мама завязала свои дикие кудри на затылке, как будто хотела навести порядок на голове и в голове и подняла высоко подбородок.

— Теперь у меня есть два варианта, Эли. Либо я надеюсь на то, что он жив и вернётся, и всё своё время провожу в ожидании. В ожидании события, которое, может, никогда не наступит. Либо я считаю, что… что с ним что-то случилось, тогда у меня будет шанс горевать, и я буду ещё больше радоваться, если в один прекрасный день он снова вернётся.

— И что ты выберешь? — Я даже не потрудилась заглушить укоризненный тон в голосе. Потому что уже догадывалась, каким будет её ответ.

— Прошедшие восемнадцать лет я снова и снова проводила в ожидании и бдении. И я снова и снова ожидала этого момента. Я хочу оплакать его, Эли. Было чудом то, что до сих пор ничего не случилось.

— Значит, ты думаешь, что он мёртв, — сказала я жёстко.

— Нет, я так не думаю. Я думаю, что он находится в такой ситуации, в которой мы больше не можем достигнуть его. И что это рано или поздно будет стоить ему жизни.

— Это ведь то же самое! — Я резко повернулась в мамину сторону, но она по-прежнему смотрела на Volvo.

— Лео полукровка, Эли. Ты и я — мы люди. Это разные категории. У нас есть предел. И ты не должна забывать, что эти… эти Мары имеют бесконечное количество времени в своём распоряжение. Они не торопятся. Если они его поймали, то не вынуждены действовать быстро…

Мамина прямота приводила меня в ярость. Я переплела свои руки между собой, чтобы не ударить ими в стекло зимнего сада.

— Прекрасно. Может быть, ты и можешь сесть и погоревать, чтобы потом начать новую жизнь. Но я так не могу. Я выясню, что случилось с папой…

— Елизавета! — прервала меня мама и оторвала свой взгляд от Volvo. В ужасе она посмотрела на меня. — Ты этого не сделаешь! Ты что, сошла с ума? Хочешь, чтобы я и тебя тоже потеряла? У тебя нет никаких шансов! Ни малейших!

Я хотела противоречить ей, сказать ей, что, по крайней мере, смогла выманить Колина из сражения с Тессой без того, чтобы она учуяла меня. Но мама ничего об этом не знала. Я даже папе не рассказала все подробности. Он только знал, что я пыталась замаскироваться, но не то, что точно я пережила в лесу и что видела. Кроме того, мама была права.

В одиночестве у меня действительно не было никаких шансов. А я была одна. Мысль о том, чтобы поехать в Гамбург без моего по-отцовски терпеливого инструктора по вождению, пухленького усатика по имени Боммель, который даже тогда был спокойным, когда я со скоростью 80 км/ч пронеслась мимо придорожной закусочной, итак заставляла безудержно подскакивать мой адреналин в крови.