– Влетели! – сказал Катала, когда дверь захлопнулась. – Вот чума!
– Да, Калик нам и напослед подосрал, – мрачно кивнул Леший.
Настроение у всех было подавленное.
– Вы чего? – спросил Расписной. – Ну пусть делают санобработку, от клопов-то житья нет!
– Тю… – Леший хотел присвистнуть, но вспомнил, что в камере этого делать нельзя, и, растерянно пожевав губами, перевел взгляд на нового смотрящего. Тот рассматривал Расписного со странным выражением.
– Я не врубаюсь… Ты что, пассажир с экватора? Придут десять мордоворотов с палками и разделают всю хату в пух и перья! Ты откуда, в натуре?
В воздухе повисло напряжение. Невидимая стена вмиг отгородила его от всех остальных. Потапыч предупреждал, что все мелочи зэковской жизни за несколько месяцев изучить нельзя, проколы неизбежны, и тогда надежда только на собственную изворотливость и находчивость.
Волк рассмеялся:
– У нас это по-другому называлось – «банный день». Один раз меня так по кумполу смазали, два дня имени не помнил…
– А я после обработки неделю пластом валялся…
– Мне руку сломали…
Опасное напряжение разрядилось, каждый вспоминал свой опыт «санобработок», и внимание переключилось с Расписного на очередного рассказчика. Только Зубач не отводил пристального недоверчивого взгляда.
Однако Дуболом почему-то не выполнил своего обещания. «Санобработки» не последовало ни в этот день, ни в последующие. А в конце недели, наконец, сформировали этап на Владимир.
– Сколько у вас заключенных с татуировками антисоветского характера? – занудливо выспрашивал он у подполковника Смирнова.
Начальник только кряхтел и задумчиво морщил лоб. Ничего хорошего активность комитетчика лично ему не сулила. Если неудачно попасть под очередную кампанию, можно лишиться должности и партийного билета, как будто не какой-то трижды судимый дебил Петя Задуйветер, а он, подполковник внутренней службы Смирнов, выколол у себя на лбу крамольные слова «Раб КПСС».
– Мы это дело пресекаем в корне, с кожей такую гадость срезаем! – не очень уверенно сказал Смирнов, отводя взгляд.
– А кто допускает антипартийные высказывания? Кто пишет жалобы в ООН? Кто рассказывает анекдоты про руководство страны?
– Нет таких, – уже решительнее ответил подполковник, усердно изображая зрелого и деловитого руководителя исправительной системы, которому совершенно напрасно вверенный контингент дал обидное прозвище Дуболом. – Если попадались, мы их в психушку оформляли…
– Вот-вот, – неодобрительно пробурчал Медведев. – А потом ихние «голоса» про все это на весь мир рассказывают…
Подполковник Смирнов терялся в догадках. Лейтенант из Конторы объявился с неделю назад и проявил большой интерес к обитателям следственного изолятора. Кто из какого города, кто где служил, работал. Он перелопатил картотеку, что-то выписывал, что-то помечал в небольшом блокноте. Порекомендовал перетасовать несколько камер, и эти рекомендации были тут же выполнены.
И Смирнов, и его заместители, и оперчасть находились в напряжении. Интерес к изолятору у «органов» появился явно неспроста. Может, действительно попали во вражескую передачу? Или это камуфляж, а на самом деле копают под сотрудников, а еще хуже – под руководство? Или готовят какую-то комбинацию с диссидентами? Или здесь что-то другое, недоступное неискушенному в государственных делах разуму начальника СИЗО?
– Ладно. А как с националистами? Составьте-ка мне справочку на тех, у кого с пятым пунктом не в порядке!
Медведев приходил каждый день и требовал все новые справки, листал личные дела десятков осужденных, расспрашивал о каждом из них. |