Иннокентий понимал, что слухи здорово ударили по репутации и вынудили начальство принять хоть какие-то меры.
Может, именно потому перевели обоих братьев на другой участок работы, подальше от толпы и разговоров, от сомнительных слухов. Но… Именно на работе с подростками погорели многие. Не справились. Их убирали из фараонов навсегда. Уволенные не жалели о потере. На этом участке, живя на голый оклад, люди теряли здоровье. Жить без приработка не хотел никто. Быковы после базара и вовсе потеряли интерес к работе. Жили надеждой, что о них вспомнят, вернут на хлебное место. Ведь намекнул генерал, что коллекцию Попова он возьмет с участием Быковых. Но шло время. А начальник не звал братьев. Забыл, а может вздумал избавиться от них. И братья забеспокоились, что их опередят.
— Пока мы в Риге будем канать, «кубышку» расколют. А мы останемся с носом. Попробуй ему выскажи, взашей выгонит. А сам не мычит, не телится. Сколько ждать будем? Надо монеты взять до Прибалтики! — торопил Дмитрий.
— Как возьмем? — спрашивал Кешка.
— Пришьем старуху и все тут!
— А она нам не откроет. Как войдешь? Хотя… Есть ход. Через Маркова. Он у нее даже ночевал. Пусть приедет. Обговорим с ним все.
Кешка этим же вечером позвонил Анатолию Фомичу. Пригласил его в гости. Тот не спешил согласиться, сослался: мол, много работы. Когда управится со срочными заказами, тогда можно будет.
Иннокентий, обдумав все, торопил. Они с Димкой обсудили многое.
— Послушай, твои потери компенсируем. У нас к тебе разговор есть нужный. Дело предложили выгодное. Но это при встрече.
Анатолий Фомич пообещал приехать через неделю. Раньше никак не мог. А Кешка с Димкой решили узнать, навещал ли кто Любовь Ивановну из прокуратуры или милиции.
Выведать они вздумали через своего знакомого — старого почтальона, обслуживающего дом, в каком жила Попова. Он разносил пенсии и был беспрепятственно вхож в любую квартиру.
Старик был обязан Быковым за внука, угнавшего мотоцикл с чужого двора. За это у пацана могла быть крупная неприятность. Но Кешка сжалился. Не дал ход делу И вернув мотоцикл владельцу, пожурил подростка. А вот деду сказал, от какой неприятности уберег внука. Тот в слезах благодарности чуть не утопил обоих братьев, больше нечем было благодарить. Зато теперь Кешка его вспомнил.
Старик-почтальон, узнав, что от него требуется, враз согласился. Да и в чем сомневаться, если женщину хотят уберечь от неприятности. Ведь вот и его не стали срамить, внука уберегли от колонии. И туг в память о Петре решили оградить бабу от разных бед. Что в этом худого? Не говорить ей про Быковых? И не надо. Коль вздумали помочь безымянно, это их дело, — подумал почтальон и через два дня, как и полагалось, принес пенсию.
Любовь Ивановна, ничего не подозревая, предложила чай. Присела напротив, разговорилась со стариком.
— Одиноко живу? Да нет. Заходят соседи, знакомые, иногда друзья навещают. Хотя, конечно, не то, что прежде. Случается и поскучать у телевизора. Слухи всякие по городу ходят. Видно, от тоски. Иль делать людям нечего. Я редко из дому выхожу, — говорила женщина.
— А я слышал, что тебя замучили из прокуратуры и милиции. Допытываются про всякое. Не замарана ли честь органов проходимцами? — смеялся старик.
— Ложь все это! Никто ко мне не приходил и ни о чем не спрашивал, — ответила Любовь Ивановна.
… Услышав это, братья Быковы вздохнули. Всю ночь не спали, обдумывали тонкости предстоящего дела, казалось, ни одной мелочи не упустили.
— Пусть он увезет старуху в ресторан. Уговорит ее, облапошит. Не согласится в ресторан, в театр ее отведет. Лишь бы из дома. Нам много времени не надо. За полчаса управимся. А там махнем из Орла подальше. |