— Прекрати! — не выдержав, взмолилась я. Слёзы душили, спазмами сковывая горло. — Бей, если хочется, только замолчи! А после уходи. Я, — всхлип, — я и сама выживу.

Свен замолчал. Что делал, не видела: снова постыдно рыдала в подушку.

Рядом с рукой легло что-то шуршащее. Его подтолкнули под пальцы, настойчиво так. Целлофановая упаковка.

— Что этот малайонский ублюдок сделал? — абсолютно спокойно спросил Свен и вновь устроился рядом.

Молчала. Зачем говорить, пусть и дальше думает, что я гулящая. Все же думают.

— Иранэ, что произошло? — уже мягче спросил муж и коснулся волос.

Вздрогнула и отмахнулась.

Тихое:

— Ира?

И Свен взорвался:

— Что, Глойева колесница, произошло?! Ты вся в соплях, дрожишь. Думал: изменила, боишься. Так ведь отродясь не лгала, призналась бы.

— Ничего. Просто меня едва не убили, чуть не изнасиловали три мужика, а после рухнула личная жизнь, — апатично прохрипела я: осипла от рыданий.

И плевать, что Свен ничего не поймёт.

Но понял.

— Малайонец — труп, — и тон такой, что не обсуждается. — Не знаю, как до слёз довёл, но за всё ответит. Второй раз не воскреснет. Насильничал кто? Ребёнок?..

Задрал подол — будто там видно, беременна или нет.

А, нет, проверяет на выкидыш. Пускай, мне всё равно.

Рассказала о подосланном убийце, визите к виконту Андреаса и пережитом ужасе. Муж слушал, скрипя зубами. Поход в церковь за помощью одобрил и обещал привлечь мерзавца к суду.

После же меня начали гладить, настойчиво так. И целовать. Отчего-то в основном в живот.

— Свен, я не хочу, — сообразив, чем всё закончится, заёрзала на простыне. — Понимаю, ты хочешь, но давай не сейчас?

Муж сгрёб в охапку, прижал к груди и шепнул:

— На подарок-то хоть взгляни. Твоя мать сказала, понравится.

Он с мамой обсуждал, что мне купить?! Даже не так: Свен обо мне там думал?

Обернулась, глянула на подушку. Духи! Диоровские! Я… я давно на них облизывалась, хотела на Новый год купить.

— Нравится? — Свен пристально, настороженно наблюдал за мной.

Кивнула и, помедлив, обняла мужа. Тот сразу засопел, полез с поцелуями. И не только.

Женщину не завёл. Скучал. Торопится, но пытается чуть приятнее сделать. Учить и учить. А я? Я лежу и смотрю в потолок, потому как антиромантическое настроение.

С победным рыком — это что-то новенькое — удовлетворив желание, Свен сполз с меня, позволив лечь на бок. И тут же начал требовать подробностей пережитых гадостей. Потом пошёл-таки мыться, хотя, по-моему, уже поздно, дело сделал. Плескался долго. Кажется, не столько мылся, сколько ругался и придумывал план мести. Потом вернулся, бережно укрыл меня одеялом и задул свечу.

Неприятный холодок воздуха по коже, и ещё влажное мужское тело прижимается к моему. К счастью, не ради супружеского долга.

— Завтра обговорим, — шепнул в ухо Свен. — Они ещё пожалеют!

После обнял и засопел в ухо, спокойно так, будто до этого не бушевал. Ох, надеюсь, гостинице нанесён поправимый ущерб, не хотелось бы отдать все сбережения хозяину.

Свен спал, а я мучилась от бессонницы. Лежала и думала, как жить дальше.

Хорошо Свену, для него всё просто: учился, женился, ребёнка сделал. Вот она, я, отчего-то нужная и любимая, хотя, честно, не понимаю, зачем ему такая девица. Хозяйка из меня по галанийским меркам никудышная, капризная, своевольная, безбожная, распутная.