Сталин еле заметно кивнул, соглашаясь со сказанным.

– Что же касается монархии… – Распутин запнулся, пытаясь правильно сформулировать мысль, – в исторической России централизованная власть – функциональная среда жизни русских, являющаяся фактором не политики, не «надстройки», а цивилизации, «базиса». Поэтому попытки разрушения русской государственности её внешними и внутренними врагами – не столько политическая борьба, сколько подкоп под русское мироустройство, под наш социокультурный тип, курс на выжимание русских из истории. У нас сложные отношения с собственным «центроверхом», который постоянно давит, но одновременно определяет направление движения и смысл существования. Русские могут быть недовольны своим начальством, критиковать его и даже бунтовать, но как только властная пирамида слабеет или оказывается под угрозой разрушения извне, они бросаются укреплять пошатнувшееся государство или, разрушая прогнившее, немедленно воссоздавать на его месте новое, более сильное и жёсткое, адекватное внутренним и внешним вызовам. Так было ни единожды, так будет и в этот раз. Вертикаль власти выстроится, укрепится, будет поддержана рабочими и крестьянскими руками. Патернализм снова восторжествует. А как назовут должность главковерха – князь, царь, президент или генеральный секретарь – не важно.

– Вы тем самым фактически отрицаете прогресс общественных отношений, – заметил Сталин.

– Нисколько! Демонстрирую закономерности его развития через систему переменных и констант. Сильная централизованная власть в России – понятие постоянное, её ограничение неизбежно ведёт к обрезанию страны. Сейчас общественный консенсус заключается в необходимости созвать Учредительное собрание для выбора российской формы правления и утверждения Конституции. Это тупик. Двенадцатилетняя думская говорильня наглядно всем показала, что толпа малознакомых, не понимающих и даже презирающих друг друга людей не может ничего учредить. Кричать с трибуны лозунги – не камушки ворочать. Догадываясь об этом, думцы воровато оглядываются по сторонам, ища нового царя, не скинув старого. Кто это будет – Кромвель, Робеспьер или Наполеон? Лишь бы взял на себя ответственность за перезревшие непопулярные решения.

– Все, перечисленные вами, плохо закончили, – вставил реплику Сталин.

– Согласен, но мне всегда было интересно, если бы Робеспьер узнал о такой судьбе, стал бы он что то менять в своей жизни? Отказался бы от Комитета Спасения?

– Я вас понял, – улыбнулся Сталин, – не беспокойтесь на этот счет. Большевики не откажутся от борьбы и не сбегут выращивать капусту, даже если впереди будет маячить гильотина.

– Вот поэтому я нашёл именно вас, Иосиф Виссарионович. Офицерам генштаба давно известны планы «наших западных партнеров» по ликвидации России. Разведчики несколько хаотично, но настойчиво ищут на просторах Отечества политические силы, способные противостоять его превращению в англосаксонскую колонию. Ваша партия находится в тени и не обладает легальным политическим багажом, но в условиях обрушения действующих политических институтов это даже плюс, а не минус. Меньше багаж – меньше компрометирующих связей. Благодаря этому, а также братьям Бонч Бруевичам – революционеру и генералу, мне удалось убедить квартирмейстера Потапова, за которым стоит ряд высокопоставленных военных, пойти на контакт с вами и постараться найти точки соприкосновения.