– У меня такое впечатление, что о коммунизме вы говорите с нескрываемым сарказмом. Чем он вам не нравится?

– Как символ веры – вполне достойная мечта. Идея построить рай на земле не блещет новизной, но подходит для объединения народных масс на некоторое время… Если всерьез, то куда ж девать первородный грех? Как исчезнет набор страстей человеческих? Лозунг «каждому по потребностям» крайне опасен тем, что любые желания удовлетворить невозможно, а неограниченное потребление разлагает. При отсутствии сдерживающего фактора со стороны государства и религии, остается только самоограничение. Но за счет чего его привить нашему несовершенному человеку? Надеяться, что всё произойдет само собой и волшебным образом изменится после отмены частной собственности? Так в первобытно общинном строе её не было, а как всё обернулось…

– А какую ближайшую цель вы считаете достойной, если отрицаете саму возможность воспитания человека будущего?

– Очень скромную. Сугубо тактическую. На данном историческом этапе я попытаюсь не дать убить людей, уже попавших в перекрестье прицела. Планирую подпалить хвост желающим разжигать костёр в чужом лесу, но тут уж – как повезёт. Времени для подготовки полноценной операции возмездия крайне мало.

* * *

Сталин вышел из особняка на берегу Средней Невки далеко за полночь. Молчаливый, вежливый водитель доставил его к хмурому доходному дому на 10 й Рождественской, где на шестом этаже располагалась квартира доверенного партийного товарища Сергея Аллилуева. Выйдя из салона на колючий ветер, Иосиф Виссарионович поёжился, взглянул на тёмное небо, покачал головой, вспоминая слова Распутина. «Хвастун! – резюмировал Сталин, – хвост он банкирам подпалит… Как же!» Лёгким шагом будущий генсек зашел в парадное, перебирая в голове неотложные дела завтрашнего дня. В первую очередь надо потребовать финансовый отчёт и запросить из Швейцарии последние речи и статьи Ленина!..

Глава 23

Построенные навечно

Историческое фото – тушение пожара в здании «Эквитебль» по адресу Бродвей 120, Нью Йорк зимой 1912

Нью Йорк – архипелаг на берегу океанского залива, усеянный сталагмитами небоскребов, как весеннее пахотное поле – булыжниками валунами. Мать земля вытолкнула из своего чрева геометрически правильные конструкции, и они воткнулись в безоблачное небо так основательно, словно стояли здесь вечно. Ничто и никто не может поколебать монументальность этих рукотворных изваяний. Никакая стихия не способна нанести им вред. Куда уж маленькому, слабому человеку! Но он всё равно попробовал.

Янтарные языки пламени лизали черный от копоти камень, суетились в оконных и дверных проёмах, упрямо ползли по карнизам и лестничным маршам наверх, к солнцу. «Мы свои! Мы идем к тебе!» – кричали они светилу. Казалось, топится огромная печь, трещат, дышат знойным пламенем дрова, пожираемые огнём. Гремит железо, будто едут ломовики, и длинные полосы, свешиваясь с телег, задевают за камни мостовой, взвизгивают, как от боли, ревут, гудят. На их какофонию наслаивается злой, шипящий звук, режущий воздух. Это исполинский точильщик, спрятавшись под Бруклинским мостом, очиняет безнадежно тупой клинок.

– Хорошо занялось! – не отрывая глаз от окуляров мощного морского бинокля, произнес поручик Грибель. – Удивительно, что нас никто не остановил, ни разу не проверил и ничего не заподозрил.

– Сам бы не поверил, – подтвердил Зуев. – Стоит надеть рабочую спецовку и повесить на плечо моток кабеля – становишься никому не интересной мебелью.