Шерсть его была белой и гладкой, глаза - сияющими, ноги - стройными, а во лбу красовался длинный шикарный рог белой кости. Вся трава вокруг была засыпана какими-то странными ошметками. Приглядевшись, Машка ахнула: ошметки подозрительно напоминали куски старой шкуры единорога. Посередине одного из них можно было заметить памятный волдырь. Вылинял, значит, зверек. Шкурку, так сказать, сбросил.
- Ничего себе змеюка, - прошептала Машка.
Единорожка дружелюбно заржала и повела головой красуясь перед ней.
- Вот это дело! - одобрительно заметил проснувшийся крестьянин. - В первый раз такую порядочную попутчицу встречаю. Ладно, поехали.
- Вообще-то это не я сделала. - И Машка вздохнула с изрядным сожалением.
- А мне это без разницы, - отмахнулся мужик. - Ежели сделано, значит, что-то в тебе есть.
Машка порозовела от смущения и удовольствия, хотя и до этого в своих особых магических способностях ни капельки не сомневалась. Мужик запряг в телегу обновленную божественными силами животину, и они продолжили свой путь к цивилизации.
Город показался к полудню. Чистейшие белые сторожевые башни над городскими воротами эффектно оттеняла свалка, расположенная чуть в стороне от дороги. Два подтянутых, молодцеватых стражника азартно резались в незнакомую Машке игру, а оттого на прилично выглядевших путников не обратили ни малейшего внимания. Не участвующий в игре их коллега проводил единорога восхищенным взглядом.
Возле одноэтажного каменного дома неподалеку от ворот телега остановилась.
- Ну что, - крестьянин обернулся к Машке, - вот город. Везенья тебе и протопай!
- Про... что? - удивилась она.
- Протопай, - повторил мужик. - В смысле, у меня своя дорога, у тебя - своя.
- А, прощай! - поняла Машка. - Ну протопай. Я еще не успела привыкнуть к тому, как вы тут говорите. Ничего, привыкну.
- Привычка - дело хорошее, - невозмутимо заметил мужик.
Спрыгнув с телеги, Машка помахала мужику и свернула на ближайшую широкую улицу. Расставаясь с кем-то, она всегда старалась пошустрее скрыться из виду. Почему-то ей казалось, что заканчивать расставание надо как можно быстрее. В том, что кто-то долго смотрит вслед уходящему, есть что-то мелодраматичное до зубной боли. И жуткое, как взгляд из прошлого.
Низенькие домики с узкими окнами, разноцветные, почти игрушечные, казались Машке умилительными. На такой улице она и сама не прочь была жить. Конечно, улицы здесь не такие чистенькие, как ей бы хотелось, но все равно чище, чем она привыкла видеть дома. Пустых бутылок, окурков и бомжей не видно, и уже это могло радовать. Около одного из домиков кучковалась небольшая толпа. «Дают что-то на халяву!» - решила Машка и, уповая на лучшее, как можно вежливее протолкалась к ее центру.
Мужик в короне и потрепанном плащике сидел на низенькой скамеечке и увлеченно хрустел тоненькими длинными конфетками.
«Блин, в короне, - подумала Машка. - В короне - значит, король. И чего это он, интересно, здесь уселся?» Она подошла поближе и осторожно уместилась рядом. Юноша, стоявший слева от скамейки, покосился на Машку неприязненно, но смолчал. Доев, мужик открыл рот и принялся рассказывать, и Машка прислушалась. «Фиг его знает, - она мысленно пожала плечами, - может, у них так принято законы оглашать и указы всякие? Еще одна глупая традиция, в них тут сам черт ногу сломит».
- Похерили они, значит, царску персону, - солидно произнес мужик, - и давай думать, кого из отростков править сажать. Один распьяница, второй приличия не соблюдает, а третий дурак дураком! Подумали - и решили дурака посадить. |