Шепоты, шорохи прошлого, отзвуки многократных повторений… Мы можем попытаться понять их своим несовершенным разумом, при помощи своего опыта — и наши вопросы исчезают, как будто камни, упавшие в очень глубокий колодец. Не так давно мы, римляне, не знали, что за северными горами живут люди с волосами цвета ржи и глазами голубыми или серыми.

Предположим, что климат тех мест изменился так, что и узнать нельзя, что тогда? Благословенное изобилием побережье тогдашнего моря могло преобразиться — во что? Да мы не знаем даже толком, из чего… Мы знаем, что те люди называли себя народом, как будто никого другого на свете не было. Но это общая черта любого зарождающегося народа.

В сравнительно уже недавние времена старая Греция, когда-то покрытая лесами, совсем обезлесела, превратилась в холмистую, каменистую степь. Возможно, и пышная родина древних превратилась в такую же неуютную местность, лежащую в пределах досягаемости римских морских трирем.

К моменту, до которого дошло наше повествование, в лесу, вне морского побережья, существовало несколько общин, жавшихся к берегам рек и речек. Иногда они воевали между собой. Не за пищу, пищи в лесах хватало всем. Дрались за территорию. Большие части леса оказались заболоченными из-за Шума, свалившего громадное количество деревьев, гнивших в стоялой воде. Общины эти не были группками населения, они состояли из значительного числа людей. Вожди общин иногда затевали ссоры и схватки, влекущие за собой гибель людей, женщины протестовали. Конец раздорам положил Хорса. Мы знаем, что он был бравым воином, добрым вождем, но не знаем, сколько было вождей по имени Хорса, сменивших друг друга.

Тем временем на женском берегу правила Марона, правила не так сонно и вяло, как когда-то Старые Они, а энергично и зачастую, как предполагается, даже чрезмерно круто. Марона проделала путь мимо топей в ту часть леса, где правил Хорса, и устроила ему взбучку, в результате чего драки закончились. Есть предположения, что мужчины получали удовольствие от схваток, от процесса борьбы и от победы, ее результата. Если в схватках появлялись пострадавшие, их отправляли лечиться к женщинам.

Прежде чем Хорса пустился в путь, между ним и Мароной произошло столкновение. Каждая из хроник подает это столкновение как единичное событие, ссылаясь, соответственно, на «Мужской гнев» и «Женский гнев» каждая. От гнева никуда не денешься, но единичность его — неверное истолкование и представление событий. Помню свою великую радость, удовлетворенность, для историка ощущение несравненное, момент осознания истины. На самом деле имела место серия взаимных придирок при нежелании каждой стороны уступить, простить, забыть. Взаимные жалобы и обвинения, противоположность воззрения на одни и те же вещи, ненужное раздувание помянутого праведного «гнева». Разумеется, именно так и обстояло дело, и как только я этого раньше не заметил… Взор человеческий глубоко не проникает! Снова и снова те же обвинения, присланные с женщинами-гонцами, произнесенные своими устами. Мужчины бездумны, безответственные, им плевать на других, да и на себя тоже, а уж о безопасности маленьких мальчиков они вообще не способны помыслить. И, разумеется, то, что мы испортили, лишь женщины в состоянии выправить, спасти, загладить. Так излагает ситуацию мужская версия хроник.

«И решил Хорса покинуть эти места, найти место подальше от Мароны, чтобы не так просто было ей добраться по наши души».

Нижеследующее, как мне кажется, относится к теме.

Несколько дней назад мы с Феликсом, рабом моим, автором восхитительных копий Дианы и Артемиды, прогуливались по склону одного из холмов, и я заметил местечко, как нельзя лучше подходящее для сооружения дома. Да, у нас в поместье уже есть прекрасный дом, но мне нравится мечтать о доме еще лучшем. Мы все как следует рассмотрели, обсудили, разобрали плюсы и минусы приглянувшегося мне местечка — и больше к этому вопросу не возвращались.