— Я думаю, полковник, нам нужно поискать другой путь.

— Где?

— Нужно идти на юг, пока не найдем окончания плотного льда.

— Я не очень-то разбираюсь в плотных льдах, капитан, но сомневаюсь, что мы найдем лучший путь. Насколько я знаю, этот лед образуется у самого побережья.

— Или пока мы не найдем один из морских проходов, которые образуют ледоколы, очищая судоходные пути к Мурманску.

— Делать нечего, — произнес Шлегель. — Это может угробить все мое дело. Мне нужна телескопическая антенна и радиосвязь в течение ближайших шестидесяти минут.

— Это невозможно, — хладнокровно ответил капитан. Он вытер лоб свежим платком и, старательно прицелившись, бросил его в корзину, демонстрируя этим полное самообладание и спокойствие олимпийского чемпиона.

— Впереди вас в двух километрах находится лагуна. Давайте протащим вашу посудину по этому илу и тине и как раз к 12 часам выберемся отсюда. Понятно?

— Я все отлично понял, — ответил капитан. — Но так не пойдет. Если ваше дело не выгорит, то этому виной непредвиденные обстоятельства. Если же я угроблю свой корабль, то никто не назовет это непредвиденными обстоятельствами.

— Решение принимаю я, — вкрадчиво произнес Шлегель. Он оглянулся через плечо, но мы уже давно перестали обращать внимание на присутствующих. — Об этом же говорится в приказе, который находится в опечатанном конверте. У вас есть такой же в вашем сейфе за тремя замками. Можете ознакомиться. — Он протянул капитану официальный пакет. Внутри был гербовый лист бумаги с надписью на нем «Директор управления по ведению подводной войны» и пентагоновский печатный бланк со множеством подписей.

— Для большей убедительности, — предупредил Шлегель, — позволю себе заметить, что у вас в сейфе находится соответствующая директива Объединенного комитета начальников штабов.

— Здесь нет никого, кто бы позволил мне рисковать моим кораблем, — отрезал капитан. Он оглянулся на меня. Я был единственным, кто бы мог услышать их перепалку.

— Послушайте, капитан, — сказал Шлегель таким тоном, который мог вывести из любого олимпийского спокойствия. — Вы разговариваете не с каким-нибудь зеленым салагой! Я ходил на всяких там посудинах, когда вы только еще на детских машинках катались. Если я говорю, что корабль должен пройти, то это значит, что я в ваших советах не нуждаюсь!

— А я говорю…

— Да, вы считаете, что я ошибаюсь. И вы это можете доказать. И вы сможете доказать свою правоту, если затрете корабль под этим чертовым льдом. Но если вы развернетесь и потащитесь домой, то я в этом случае могу гарантировать, что там вас посадят голой задницей на сковородку. Потому что вы докажете свою правоту, только утопив нас!

Капитану потребовалось много времени, чтобы осознать последнюю угрозу. Он встал, судорожно вздохнул, снова сел и вытер лоб. Две или три минуты он молчал и собирался с мыслями.

— Мы пройдем, сынок, — уговаривал его Шлегель, — все будет хорошо, вот увидишь. — Его лицо сморщилось, и я знал по своему опыту, что Шлегель на грани срыва.

Капитан наконец сказал:

— Плавучая льдина над нами может быть величиной со здание ООН и твердой, как бетон.

— Капитан… Там наверху есть один парень… Он едет по дороге к северу от Мурманска, в паршивом русском автомобиле, в снегу по самые стекла.