— Если вы очень расстроены, я могу помолчать, но, если позволите, я бы хотел сказать несколько слов.

— Пожалуйста, — она недовольно пожала плечами. — Расстроена! Станет она из-за этих негодяев расстраиваться… Пусть говорит, все равно ей ничуть не стыдно перед ним, — ведь через четверть часа она его больше никогда в жизни не увидит.

— Вы в первый раз гуляли сегодня с вашей кошкой?

— Да, в первый, — ответ был полон достоинства и непоколебимого сознания исполненного долга.

— Я так и думал, — он внимательно посмотрел на свои перчатки и спросил без тени насмешки в голосе:

— Почему вы не попрактиковались с ней там у себя, в предместье?

— Я не думала, что она будет упираться… — две малодушные слезинки упали на беленькую спинку кошки, но дама взяла себя в руки и, отвернувшись, рассеянно ответила: — В предместье нельзя, там мальчишки.

— Но ведь для вас это, должно быть, безразлично.

Она подозрительно посмотрела на него, но джентльмен в цилиндре совершенно серьезно смотрел в спину кучера, — может быть, даже немного серьезнее, чем это было нужно.

— Безразлично? Не совсем… Они бы устроили кошачий концерт.

— Да, пожалуй… И тогда ваша кошка сошла бы с ума, а вы оглохли.

Дама кивнула головой. Бедная Пусинька! Она о ней совсем забыла… А ведь было мгновение там, на Лейпцигской улице, когда она едва-едва победила в себе позорное желание разжать руку и предоставить свою любимицу всем ужасам одинокой, скитальческой жизни в Берлине. Боже мой, до чего может дойти человек в минуту отчаяния!.. Две крохотные слезинки сверкнули в углах глаз и нависли над кошкой, но раздумали и опять куда-то исчезли.

— Разрешите еще один вопрос? — джентльмен словно нечаянно прикоснулся рукой к ярко-зеленому ошейнику и опять занялся своими перчатками.

— Пожалуйста, — она отодвинулась в угол фиакра и подумала: «Сейчас спросит, замужем ли я и когда мой муж не бывает дома».

— Как это вам пришло в голову?

— Что?

— Кошка.

Она объяснила. Он усмехнулся и, прежде чем она успела обидеться, успокоил ее:

— Я не над вами.

— Мне все равно.

— Конечно. Я просто вспомнил, как я в детстве учил курицу плавать. Но я для этого всегда выбирал такие укромные места у нашего пруда, где никогда никого не было.

Русская дама хотела сделать вид, что не расслышала его слов из-за грохота проезжавшей с железом подводы, но не выдержала и улыбнулась:

— И что же: научили?

— Увы! Она утонула… — он вздохнул и трагически развел руками. — С тех пор я таких опытов больше не производил и вообще пришел к одному заключению…

— К какому?

— Никогда не надо никого заставлять делать то, что противно его природе.

— Вы немец? — спросила она, не скрывая иронического тона вопроса.

— Между прочим, и немец. Но не пруссак, — прибавил он, подчеркивая, и помолчал. — Скажите, как вы думаете, там у вас, в России, ваш опыт вам удался бы?

— Почему вы решили, что я русская?

— Лицо, произношение, история с кошкой…

Она удивилась:

— Да?

— Уверяю вас. Но вы так и не ответили на мой вопрос.

Она подумала и тихо сказала:

— В России? Нет, едва ли…

— Конечно. Их много… И пока они все привыкли гулять с собаками, как они могут позволить кому-нибудь выйти на прогулку с кошкой? Так они относятся, между прочим, и ко всем великим изобретениям.