|
Пышная дама в розовом платье, поместив недопитый джин-энд-тоник в кадку с пальмой, с истошным "А-ааааа-х!" пробежала мимо нас к бассейну и бросилась в него сама. "Рано начали бросаться, -- заметил мой приятель, взглянув на часы. -- До обеда даже еще не дотянули. В прошлом году все-таки продержались весь обед и только с наступлением темноты стали сигать в бассейн. Между прочим, бассейн на сваях -- запатентованное изобретение нашего хозяина. Он один умеет такие воздвигать над бездной. Вода ведь масса тяжелая, и при здешних калифорнийских землетрясениях такое сооруженьице должно обладать необыкновенной устойчивостью". На террасе появилась с колокольчиком в руках жена хозяина. "Товарищи! Товарищи! Минуточку внимания. Прошу всех к столам, товарищи. Каждый найдет свою фамилию в тарелке". "Га-га-га, -- почти зарыдал Виктор. -- Пойдем, товарищ Лимонов, найдем наши фамилии в тарелках. Блядь, так и не отучились от советских привычек. Так и будут товарищами до конца дней своих... Товарищ Лева Школьников, передайте вашему товарищу Додику Шестинскому, что, если он не уберет свой ресторан с Вэлшир-бульвара, мы пришьем вашего товарища, -- спародировал он кого-то. -- И пришили..." "Кого пришили?" "Кого надо, -- он внезапно сделался серьезным. -- Я забыл, что ты писатель. Тебе скажи, ты завтра в романе используешь. С вами осторожно следует себя вести". Я пожал плечами: "Ты путаешь писателей с журналистами". В банкетном зале, он находился на один этаж выше уровня террасы, обнаружилось, что меня определили за один стол с интеллектуалами. Редактор местной русской газеты, редактор израильского журнала, поэт Борисович, кино- Козловский... Остальных интеллектуалов я не знал. Столы были большие, на десяток человек каждый. Все уже были на местах, когда я занял свой стул. Мне показалось, что интеллектуалы нехорошо поглядели на меня. Виктор "нашел свою фамилию в тарелке" другого стола. Оказалось, что у вечера есть ведущий. Чернявый, с побитым оспой лицом молодой человек в бабочке вышел на эстраду. Да-да, там была эстрада, в банкетном зале дяди Изи, как в клубе, и на ней стояло пианино, возвышался микрофон. Чернявый вышел и сказал, что слово для стихотворного приветствия предоставляется поэту Борисовичу. Борисович -- румяный человек небольшого роста с бабочкой, как и ведущий, но с ярко-красной бабочкой, в белых брызгах -- профессионально, не спеша выбрался из-за стола и прошел к микрофону. "Стихотворение-экспромт по поводу пятьдесят первого юбилея нашего всеми уважаемого дяди Изи Соломицера, -- объявил он. -- Написано сегодня в десять часов сорок минут утра." -- Он выдержал паузу. -- Сегодня, в этом просторном и шикарном зале, Мы собрались, товарищи, как прошлый год мы отмечали Отметить дяди Изи юбилей, Который служит вечным солнцем для своих друзей.. Если бывают у еврея горе вдруг, беда, В Лос-Анджелесе -- городе-герое Он знает, с горем и бедой пойти куда И где ему всегда обед накроют. Куда, я спрашиваю вас, пойдет несчастный? В момент тревожный и в момент опасный? В чей дом бежим мы, если нас ударит кризис? Конечно, в дом на сваях дяди... Борисович остановился, давая залу прокричать всеми двадцатью столами и двумя сотнями глоток: "Изи-с! Дяди Изи-с!" Удовлетворенно выслушав зал, он опять захватил микрофон и, рванув его на себя, закричал: "Так выпьем же, товарищи, за здоровье нашего дорогого Изи Соломицера! Выпьем на "три", товарищи! Раз... два... три!" Интеллектуалы творческого труда за нашим столом, все дружно торопясь, разлили водку и успели выпить к "три" Борисовича. |
