– Мои,– с гордостью произнесла Нинель Савельевна.– И муж…

– В чем суть вашего дела? – спросил я.

– Какие пошли черствые люди! Вы даже представить себе не можете! – решив, наверное, поначалу излить свои чувства, выпалила посетительница.– Эгоистичные, неблагодарные… Только бы себе было хорошо, а на других плевать!… Нет, я этого так не оставлю! Ни за что! Может, раньше и согласилась бы, но теперь… Это дело принципа! Да, да, принципа!…

Я снова попросил ее перейти к существу. Топоркова щелкнула замком сумки и вынула сложенные пополам и подколотые скрепкой несколько листов бумаги. Но почему-то не сразу отдала их мне.

– Между прочим, Топорков близко знаком с начальником управления Министерства юстиции, Михаилом Никаноровичем… Ну для него он просто Миша… Вы, разумеется, знаете, о ком я говорю?

Я порылся в памяти, но не мог припомнить такого. Да, признаться, вообще знал не многих ответственных работников Министерства юстиции.

Видя, что я промолчал, Нинель Савельевна продолжала:

– Миша… простите, Михаил Никанорович позвонил в президиум Московской коллегии адвокатов… Председатель, к сожалению, болел. Меня принял его заместитель… Порекомендовал нанять адвоката Ласкина… Вот здесь все изложено,– развернула наконец бумаги Топоркова и положила ко мне на стол.– Но хотелось бы кое-что объяснить на словах. Понимаете?

– Пожалуйста, я вас слушаю,– кивнул я, машинально глянув на часы: толкуем столько времени, а никак не доберемся до самого дела.

Впрочем, я уже заметил: редко кто умеет в моем кабинете коротко и ясно изложить, зачем пришел. Видимо, от волнения. И, если бы меня спросили, каким главным качеством должен обладать прокурор, пожалуй, я бы ответил: терпением.

– Я, между прочим, здешняя,– вдруг доверительно произнесла Топоркова.– Родилась и выросла на Приморской… Вы ведь помните, какой была раньше наша улица?

– Увы,– сказал я.– В Южноморске живу и работаю меньше года…

– А-а-а,– разочарованно протянула посетительница.– Знаете, это считалось почти за городом. Мы так и говорили: поедем в город… От последней остановки трамвая – еще пешком километр… Бывало, пошлют нас с сестрой за покупками в магазин, пока дойдешь…– Она махнула рукой.– Летом – пыль, зимой – слякоть…– Топоркова спохватилась: – Я хочу сказать, что, помимо меня, в нашей семье из детей была еще Вера. Старшая сестра… Давно уже замужем. Сын… Понимаете, всего один! А у меня двое – Игорек и Сонечка… Не подумайте, что хвастаю, но все в один голос твердят, что Игорь очень способный мальчик. Можете убедиться сами…

Топоркова поспешно раскрыла сумку и достала из нее плотный пакет. В нем оказалась внушительная пачка цветных фотографий.

Нинель Савельевна быстро встала со стула и ловко разложила снимки передо мной, бесцеремонно отодвинув мешающие предметы.

– Посмотрите! – с гордостью сказала она, тыча ухоженным наманикюренным пальцем то в одну, то в другую фотографию.– Сколько экспрессии!… Какой колорит!… А вот какая смелая композиция!…

Это все были цветные снимки рисунков. И на всех рисунках – море. То тихое, спокойное, то бурное, вздыбившееся. Море, пустое до горизонта или же со стаей парусников. А то с причудливо торчащими скалами, омываемыми прибоем.

Чтобы не показаться невежливым, я некоторое время рассматривал произведения сына Топорковой.

– Он чем пишет, маслом? – спросил я.

Не выдавать же себя за профана…

– И маслом, и акварелью,– горячо подхватила Нинель Савельевна.