Ко времени заседания суда отпуск мужа подошел к концу, и я вынуждена была вместе с семьей выехать за границу, а ведение своих судебных дел поручила члену коллегии адвокатов гор. Южноморска тов. Решетенко П. И. Но адвокат тов. Решетенко П. И. оказался явно не на высоте. Как я узнала позже, хотя он и выступил в суде в защиту моих интересов, но сделал это очень неубедительно.
Народный суд Приморского района гор. Южноморска своим решением от 12 октября 1981 г. выделил мне северную комнату, а южную, с верандой,– моей сестре. Копия решения суда прилагается.
С таким несправедливым решением я не могла согласиться и предложила адвокату Решетенко добиваться его отмены. Он писал жалобы в областной суд, в Верховный Суд республики, в Верховный Суд СССР, и всюду по непонятным причинам ему отказали. Копии ответов прилагаются. Считаю, что все эти инстанции не вникли в обстоятельства, не разобрались в существе вопроса и отнеслись ко мне бездушно, по-бюрократически. Поэтому я решила обратиться в прокуратуру, которая в соответствии с Законом о прокуратуре осуществляет надзор за законностью решения судов по гражданским делам, и просить опротестовать решение народного суда с тем, чтобы при новом рассмотрении восторжествовала справедливость и южная комната с верандой в доме, оставшемся от отца, была передана по наследству мне».
Дальше шла подпись Топорковой и число.
Насколько я понял, жалоба была составлена уже другим адвокатом – Ласкиным.
К ней были приложены копии перечисленных документов.
Нинель Савельевна, нетерпеливо следившая за мной, встрепенулась, когда я положил бумаги на стол.
– Вот видите!…
– Да, теперь суть вопроса мне ясна,– сказал я.
– Я еще не все написала! – заметила она.
– Есть и другие обстоятельства?
– Почти два года тянется волокита! Это нервы, понимаете? А расходы? Адвокату за жалобу плати каждый раз… Около трехсот рублей уже ухнула! И потом, подарки…
– Кому? – насторожился я.
– Адвокату, кому же еще… Мы-то люди, понимаем… Человек хлопочет. Пускай зря…– Она спохватилась:– Да вы не подумайте, не о взятках речь. Маленькие знаки внимания. Сувениры. Авторучка, зажигалка, сигареты… Еще я узнала, что у Решетенко больна жена. Тут же выслала ей лекарство. Самое новейшее средство. Уверяю вас, по своей инициативе. А как же, надо помочь!… Я уже не говорю о письмах. Полсотни написала адвокату, не меньше… Это у нас конверт с маркой копейки стоит. А там – ого-го! – Она махнула рукой.-: Да что теперь считать…
Топоркова вздохнула, на минуту задумалась, что-то припоминая.
– И еще вот что,– вспомнила она.– Не думайте, что об Игоре я голословно, как каждая мать, уверена, что ее сын – талант. Вот.
Еще раз щелкнул замок ее сумки, и Нинель Савельевна протянула мне сложенный листок глянцевитой бумаги.
Я развернул. Именной бланк действительного члена Академии художеств. Довольно известного художника.
Уважаемый академик писал, что способный мальчик Игорь Топорков нуждается в занятиях живописью на натуре, у моря.
Коротенький текст был отпечатан на пишущей машинке. Под ним стояла длинная подпись, явно выполненная старческой рукой.
Я не понял, что это было: рекомендация, пожелание?…
Топоркова сказала:
– Прошу приобщить к жалобе.
– Хорошо,– пообещал я.
И невольно посмотрел в окно. Возле «фольксвагена» собралось несколько мальчишек. Еще бы – иностранная машина!
Игорь стоял рядом с автомобилем, облокотившись на капот, и что-то объяснял своим сверстникам-зевакам…
Как бы мне хотелось услышать, о чем беседуют южноморские пацаны, веселые, вездесущие, неугомонные, с мальчиком, который берет уроки у педагога-художника в далекой скандинавской стране и за которого хлопочет академик Академии художеств…
Вся ватага вдруг дружно рассмеялась. |