|
Если вы снизойдете до моей просьбы, мне все равно придется вам рассказать все от начала до конца. Я только что оправился от нервной горячки, которая длилась два месяца, и я все еще слаб. Не могли бы вы навестить меня вместе с вашим другом, мистером Холмсом? Мне бы хотелось услышать его мнение об этом деле, хотя авторитетные лица утверждают, что ничего больше поделать нельзя. Пожалуйста, приходите с ним как можно скорее. Пока я живу в этом ужасном неведении, мне каждая минута кажется часом. Объясните ему, что если я и не обратился к нему прежде, то не потому, что не ценил его талантов, а потому, что с тех пор, как на меня обрушился этот удар, я все время находился в беспамятстве. Теперь сознание вернулось ко мне, хотя я и не слишком уверенно чувствую себя, так как боюсь рецидива, что могу, как вы видите, только диктовать. Прошу вас, приходите вместе с вашим другом. Ваш школьный товарищ Перси Фелпс". Что-то в его письме тронуло меня, было что-то жалостное в его повторяющихся просьбах привести Холмса. Попроси он что-нибудь неисполнимое, я и тогда постарался бы все для него сделать, но я знал, как Холмс любит свое искусство, знал, что он всегда готов прийти на помощь тому, кто в нем нуждается. Моя жена согласилась со мной, что нельзя терять ни минуты, и вот я тотчас после завтрака оказался еще раз в моей старой квартире на Бейкер-стрит. Холмс сидел в халате за приставным столом и усердно занимался какими-то химическими исследованиями. Над голубоватым пламенем бунзеновской горелки в большой изогнутой реторте неистово кипела какая-то жидкость, дистиллированные капли которой падали в двухлитровую мензурку. Когда я вошел, мой друг даже не поднял головы, и я, видя, что он занят важным делом, сел в кресло и принялся ждать. Он окунал стеклянную пипетку то в одну бутылку, то в другую, набирая по нескольку капель жидкости из каждой, и наконец перенес пробирку со смесью на письменный стол. В правой руке он держал полоску лакмусовой бумаги. - Вы пришли в самый ответственный момент, Уотсон, - сказал Холмс. - Если эта бумага останется синей, все хорошо. Если она станет красной, то это будет стоить человеку жизни. Он окунул полоску в пробирку, и она мгновенно окрасилась в ровный грязновато-алый цвет. - Гм, я так и думал! - воскликнул он. - Уотсон, я буду к вашим услугам через минуту. Табак вы найдете в персидской туфле. Он повернулся к столу и написал несколько телеграмм, которые тут же вручил мальчику-слуге. Затем сел на стул, стоявший против моего кресла, поднял колени и, сцепив длинные пальцы, обхватил руками худые, длинные ноги. - Самое обыкновенное убийство, - сказал он. - Догадываюсь, что вы принесли кое-что получше. Вы буревестник преступлений, Уотсон. Что у вас? Я дал ему письмо, которое он прочел самым внимательным образом. - В нем сообщается не слишком много, верно? - заметил он, отдавая письмо. - Почти ничего. - И все же почерк интересный! - Но это же не его почерк. |
