|
У вас по крайней мере есть то удовлетворение, что он тридцать лет мучился угрызениями совести. А это, кажется, майор Мерфи идет по той стороне улицы? До свидания, Вуд. Хочу узнать, нет ли каких новостей со вчерашнего дня. Мы догнали майора, прежде чем он успел завернуть за угол. - А, Холмс, - сказал он. - Вы уже, вероятно, слышали, что весь переполох кончился ничем. - Да? Но что же все-таки выяснилось? - Медицинская экспертиза показала, что смерть наступила от апоплексии. Как видите, дело оказалось самое простое. - Да, проще не может быть, - сказал, улыбаясь, Холмс. - Пойдем, Уотсон, домой. Не думаю, чтобы наши услуги еще были нужны в Олдершоте. - Но вот что странно, - сказал я по дороге на станцию. - Если мужа звали Джеймсом, а того несчастного - Генри, то при чем здесь Давид? - Мой дорогой Уотсон, одно это имя должно было бы раскрыть мне глаза, будь я тем идеальным логиком, каким вы любите меня описывать. Это слово было брошено в упрек. - В упрек? - Да. Как вам известно, библейский Давид1 то и дело сбивался с пути истинного и однажды забрел туда же, куда и сержант Джеймс Барклей. Помните то небольшое дельце с Урией и Вирсавией? Боюсь, я изрядно подзабыл Библию, но, если мне не изменяет память, вы его найдете в первой или второй книге Царств. Примечание Согласно библейской легенде, израильско-иудейский царь Давид, чтобы взять себе в жены Вирсавию - жену военачальника Урии, послал его на верную смерть при осаде города Раввы. Постоянный пациент Перевод Д. Жукова Просматривая довольно непоследовательные записки, коими я пытался проиллюстрировать особенности мышления моего друга мистера Шерлока Холмса, я вдруг обратил внимание на то, как трудно было подобрать примеры, которые всесторонне отвечали бы моим целям. Ведь в тех случаях, когда Холмс совершил tour de force1 аналитического мышления и демонстрировал значение своих особых методов расследования, сами факты часто бывали столь незначительны и заурядны, что я не считал себя вправе опубликовывать их. С другой стороны, нередко случалось, что он занимался расследованиями некоторых дел, имевших по своей сути выдающийся и драматический характер, не роль Холмса в их раскрытии была менее значительная, чем это хотелось бы мне, его биографу. Небольшое дело, которое я описал под заглавием "Этюд в багровых тонах", и еще одно, более позднее, связанное с исчезновением "Глории Скотт", могут послужить примером тех самых сцилл и харибд, которые извечно угрожают историку. Быть может, роль, сыгранная моим другом в деле, к описанию которого я собираюсь приступить, и не очень видна, но все же обстоятельства дела настолько значительны, что я не могу позволить себе исключить его из своих записок. Был душный пасмурный октябрьский день, к вечеру, однако, повеяло прохладой. –– А что, если нам побродить по Лондону, Уотсон? –– сказал мой друг. Сидеть в нашей маленькой гостиной было невмоготу, и я охотно согласился. Мы гуляли часа три по Флит-стрит и Стрэнду, наблюдая за калейдоскопом уличных сценок. Беседа с Холмсом, как всегда очень наблюдательным и щедрым на остроумные замечания, была захватывающе интересна. |
