|
После многих лет я вновь очутился на Алленских болотах, и все здесь было таким же, как прежде, хотя мне и приходилось слышать, что их осушили. Со мной был старый друг, и я обрадовался, опять увидев его, поскольку говорили, что он умер несколько лет назад. Он выглядел до странности молодым, но еще больше меня удивило, что он стоял посреди зеленой трясины, всегда считавшейся непроходимой. Радостно мне было снова увидеть и тамошние болота со всем, что растет на них — алым лишайником, и зеленым мхом, и столь милым мне сухим вереском, — и глубокие бочаги неподвижной воды. Я увидел ручеек, едва заметно струящийся по болоту, и маленькие белые ракушки на его дне, увидел чуть поодаль один из больших, лишенных островов омутов и его поросшие камышом берега, где любят гнездиться утки. Долго смотрел я на это царство непотревоженного вереска, потом, переведя взгляд на белые домики, увидел серые дымки очагов и, зная, что топят их торфом, испытал страстное желание вновь ощутить запах горящего торфа.
Вдали послышался призывный крик, вольный и счастливый; он все приближался, и вот показался караван летевших с севера диких гусей. Их голоса влились в единый звонкий ликующий клич; то был голос свободы, голос Ирландии, голос Простора; и голос этот произнес: «Прощай! Прощай!» — и унесся прочь; а вслед за ним устремились крики домашних гусей, взывавших к своим вольным братьям там, в вышине. Потом холмы исчезли, а с ними исчезли болота и серое небо, и вновь я был одинок, как одиноки неприкаянные души. Тут рядом со мной выросло красное кирпичное здание моей первой школы с пристроенной к ней часовней. Чуть поодаль на полянах множество мальчиков в белых фланелевых костюмах играли в крикет. Прямо под окнами школы на асфальтированной площадке стояли Агамемнон, Ахилл и Одиссей, а за ними — их вооруженные аргивяне. Гектор спустился из окна классной комнаты на первом этаже, где находились все сыновья Приама, ахейцы и Прекрасная Елена. Поодаль маршировали десять тысяч воинов, направлявшихся в столицу Персии, чтобы возвести Кира на трон его брата. Знакомые мальчики окликнули меня с крикетной площадки и, произнеся «Прощай!», исчезли. И каждая шеренга воинов, проходя мимо меня, замедляла шаг, говорила «Прощай!» и исчезала. И, сказав «Прощай!», — исчезли Гектор с Агамемноном, и все ахейское войско, и все аргивяне, а с ними и старая школа, и я опять остался в одиночестве. Следующая возникшая из пустоты картина была более смутной: няня ведет меня по узкой тропинке общественного парка в Суррее. Она совсем молоденькая. Неподалеку вокруг костра сидят цыгане, рядом стоит их романтическая повозка и пасется выпряженная из нее лошадь. Вечер. Цыгане тихо переговариваются на своем странном и непонятном наречии. Потом они говорят по-английски «Прощай!», — и вечер, парк и таборный костер исчезают. Вместо них появляется широкая белая дорога среди тьмы и сверкающих звезд; ее дальний конец теряется в темноте среди звезд, а на этом конце расстилается садовый газон, и стою я в окружении множества людей — мужчин и женщин. И я вижу какого-то человека, удаляющегося от меня по этой дороге — в темноту, к звездам, а все стоящие вокруг окликают его по имени, но человек не слышит их и уходит все дальше, а люди продолжают звать его по имени. Я начинаю сердиться, что он не останавливается и не оборачивается, хотя столько людей зовут его по имени, и имя это звучит очень странно. Меня раздражает, что это странное имя бесконечно повторяют вновь и вновь, и я зову его изо всех сил, чтобы он наконец мог услышать нас и чтобы люди перестали повторять это странное имя. От этого усилия я широко открываю глаза, и имя, которое повторяли люди, оказывается моим собственным; я лежу на берегу реки, надо мной склонились мужчины и женщины, и волосы у меня мокрые.
ПРИВИДЕНИЯ
Спор, который мы с братом вели в его огромном уединенном доме, вряд ли интересен моим читателям. |
