Я направился к двери за револьвером. Среди чудовищ поднялось ликование. «Но угол СЕА — общий, следовательно, угол AED равен углу СЕВ. Точно так же СЕА равен DEB. Что и требовалось доказать».

Теорема доказана. Логика и разум вновь восторжествовали в моей голове, темные воплощения греха исчезли, кресла со шпалерной обивкой стояли пустые. Сама мысль о том, что кому-либо может прийти в голову убить своего брата, представлялась мне невероятной.

ВОДОВОРОТ

Спустившись как-то раз на песчаный берег великого моря, увидел я Водоворот, который лежал ничком, подставив крылья свои под солнечные лучи.

— Кто ты? — спросил я его.

И он ответил:

— Мое имя Нуз Уана, Губитель судов. Я пришел сюда из Пролива Пондар-Оубеда, а обычай мой — приводить в волнение моря. Это я гнал Левиафана, когда тот был еще молод и силен: часто он проскальзывал у меня между пальцами и укрывался в зарослях буйных водорослей, что росли в сумраке на самом дне морском, под бушующими наверху штормами. В конце концов я поймал и укротил его. С тех пор я сижу в засаде между двух утесов, в глубинах океана, стерегу проход через Пролив, дабы не пропустить ни один корабль, пустившийся на поиски Дальних Морей. И лишь только покажутся упругие белые паруса на высоких мачтах, лишь только корабль покинет залитую солнцем гладь Знакомого Моря и, обогнув утес, войдет в темноту Пролива, поднимаюсь я с океанского дна, слегка пригнувшись, набираю воду Пролива полными горстями и швыряю ее над головой. А корабль летит вперед под песню матросов на палубе, и эта песня об островах заполняет гулом далеких городов пустынное море, но тут внезапно появляюсь я верхом на волне и, преградив путь, вздымаю над головой воды Пролива. Я подтаскиваю корабль ближе и ближе к своим ужасным ногам, а в ушах у меня сквозь грохот волн раздается последний вопль корабля, ибо в то самое мгновение, когда я увлекаю корабли на дно океана и сминаю их своими губительными ступнями, они издают последний вопль, и с ним уходит жизнь матросов и исторгается душа корабля. В последнем вопле кораблей звучит песнь матросов со всеми их надеждами и любовью, с шелестом ветра в траве и деревьях, что слышали они в лесу много лет назад, и со струями дождя, под которыми они росли, с душой высокой сосны или могучего дуба. Все это заключено в последнем вопле обреченного судна, и в этот миг можно было бы пожалеть высокий корабль, но чувство жалости дано лишь человеку, который сидит в уютном доме у камина и рассказывает страшные истории в долгие зимние вечера — тому же, кто свершает волю богов, жалость недоступна, и я, крепко зажав корабль над головой, тащу его к груди, а потом ниже, еще ниже, так что мачты оказываются на уровне моих колен, ниже и ниже тащу его, пока вымпелы и флажки не затрепещут у моих лодыжек. Тогда я, Нуз Уана, Губитель судов, поднимаю ногу и начинаю утаптывать все эти доски, и только жалкие обломки поднимаются на поверхность Пролива, а память о матросах и о тех, кого они любили, медленно опускается на дно пустынных, как прежде, морей.

Лишь раз в столетие, всего на один день, прихожу я на песчаный берег, чтобы отдохнуть и подсушить крылья свои на солнце — и высокие корабли могут пройти через никем не охраняемый Пролив, чтобы найти Счастливые Острова. Возвышаются Счастливые Острова посреди улыбчивых, залитых солнцем Дальних Морей — там матросы обретают счастье, ибо им уже нечего желать, а что возжелают они, то получат.