И вдруг семеро ангелов, направлявшихся к Преисподней, отверзли уста свои.

«Она очень молода», — сказали они; а еще сказали: «Она очень красива»; и долго глядели на душу Травиаты, но не на пятна греха, а на ту часть ее души, в которой жила любовь к давно умершей сестре, чья душа порхала теперь среди кущ на одном из Райских холмов, а лик неизменно освещало неяркое солнце; душа эта ежедневно общалась со святыми, когда те направлялись к самому краю Небес, дабы благословить почивших. Ангелы долго глядели на все то, что еще оставалось прекрасным в душе Травиаты, и сказали: «Душа эта совсем ведь юная»; они бы с радостью вознесли ее на Райский холм, дали бы ей там цимбалы, но они знали, что Райские врата крепко-накрепко закрыты для Травиаты. Они бы отнесли ее в одну из долин нашего мира, где цветут цветы и журчат ручьи, где вечно щебечут птицы, а по воскресеньям разносится звон церковных колоколов, да только не осмеливались они на это. А потому летели они все дальше, все ближе к Аду. Но когда совсем приблизились к Преисподней, и зловещее зарево осветило их лица, а створки ворот дрогнули, готовясь распахнуться, ангелы сказали: «Ад — это ужасный город, а она устала от городов». И внезапно, оставив душу на обочине дороги, они развернулись и полетели прочь. Душа же Травиаты обратилась в большой розовый цветок, жуткий и прелестный; у него было два глаза, но не было век, и он постоянно смотрел в лицо всем, кто шел мимо по пыльной дороге в Ад; и рос этот цветок в зареве Адского пламени, и чах, но не мог умереть; одним-единственным лепестком тянулся он назад, к Райским холмам — так лист плюща тянется к солнцу, — и в мягком серебристом свете Рая лепесток тот не вял и не чах, но иногда даже слышал издали негромкие беседы святых, а порою улавливал и ароматы Райского сада, долетавшие с Небесных холмов, и каждый вечер, в тот час, когда святые подходят к краю небес, дабы благословить почивших, лепесток освежало легкое Райское дуновение.

Но восстал Господь и, подъяв меч Свой, развеял ослушавшихся ангелов, как молотильщик полову.

НА КРАЮ БОЛОТА

Над топью болот повисла великолепная ночь со стадами кочующих звезд, все небесные светила мерцали в ожидании.

Над твердой, надежной землей, на востоке, сером и холодном, над головами бессмертных богов уже разлилась бледность рассвета.

И вот, приблизившись наконец к безопасному краю болота, Любовь взглянула на человека, которого так долго вела сквозь топи, и увидела, что волосы его белы и отливают серебром в первом свете наступающего утра.

Они вместе вышли на твердую почву, и старик устало опустился на траву — ведь они шли сквозь болота в течение долгих лет. А серая полоска рассвета над головами богов стала шире.

Любовь сказала старику:

— Теперь я должна тебя покинуть.

Старик ничего не ответил, лишь тихонько заплакал.

Беззаботное сердце Любви омрачилось, и она сказала:

— Не надо ни печалиться, что я ухожу, ни жалеть об этом, не надо вообще думать обо мне.

Я всего лишь глупое дитя и не была добра к тебе. Меня не интересовали ни твои высокие помыслы, ни то доброе, что в тебе было, я просто морочила тебя, водя вдоль и поперек по опасным трясинам. И была так бессердечна, что если бы ты погиб там, куда я завела тебя, это для меня ничего бы не значило. Я оставалась рядом только потому, что с тобой было хорошо играть.

Я жестока и не стою того, чтобы жалеть о моем отсутствии, или вспоминать меня, или вообще думать обо мне.

Но старик по-прежнему ничего не говорил, а тихонько плакал, и доброе сердце Любви опечалилось.

И она сказала:

— Я так мала, что ты не догадывался ни о том, как я сильна, ни о зле, которое я совершала. Силы мои велики, и я использовала их неверно. Часто я сбивала тебя с проложенных среди болот тропок, не думая о том, утонешь ты или нет.